— Надеюсь, на этом ваши мечты заканчиваются?
— Уволь, княже, хотелось бы про угрозу с запада сказать.
— Опять твой предсказатель?! — вновь стал закипать великий князь.
— Не, только он. Новгородцы рассказывают, что не только литовские племена крепнут, германские рыцари и миссионеры хотят идти на поморские племена славян. Повсюду слышатся призывы к походу на язычников взморья и схизматиков востока!
— Что?! — вновь вскочил Мстислав со своего места. — Уж не нас ли схизматиками назвали эти грязные твари?
— Именно нас, княже, — смиренно кивнул Петр. — Сначала вместе с ляхами они дойдут до ближнего к нам варяжского берега с пруссами, ливами, эстами и латгаллами. Потом двинутся на нас. Так можно не только полоцкое княжество потерять, но и другие земли! Да и торговле разор, достаточно им выход через Двину запечатать, поставя там крепостицу. Тогда Варяжское море будет нам закрыто навсегда, а там и чудские земли из-под влияния уйдут!
— То дело не скорое! — махнул рукой Мономах. — Да Рим еще и не оправился от крестовых походов в защиту Анатолии от сельджуков и освобождения священного города Иерусалима, от мусульман!
— До нас им ближе, княже. Получив по зубам на Святой земле, они ринутся на язычников, а потом и на нас. Недаром уже и схизматиками величать начали, чтобы оправдать свое вторжение. Сейчас, княже, идет разлом между православием и католичеством, между Римом и Царьградом. А потому, несмотря на то, что крестовые походы еще не окончились, католики не оставят, восточные земли от своих притязаний. Будут притеснения не только язычников, но и православных!
— Полоцк не даст себя в обиду!
— Полоцкие земли ныне обособлены от земли русской и разделены на многие уделы между сыновьями Всеслава Чародея, поэтому могут легко перейти под чужое влияние. Медлить не следует, княже, иначе потом вся эта орда во главе с ляхами и германцами будут служить головной болью для Руси, стремясь завладеть Двинским и Днепровским торговыми путями и продвинуться на восток. Не искушай себя нынешнем спокойствием в этих землях! Даже если не удастся покорить литовских князей, им надо силой, обманом или кровным родством внушить, что на Руси им ничего не светит! Пусть идут на запад и взаимно погасят нашествие католического Рима в лице германцев и ляхов!
— От новгородских купцов вести пришли, говоришь?.. Мстиславу все имена доложишь!
— Список со мною, княже.
Мономах замолчал, переваривая услышанное. Нового он ничего не узнал, но свежий взгляд на происходящее был ему интересен. По крайней мере, он был озадачен горячностью ветлужцев. Однако такой напор безродных гостей его уже порядком раздражал.
— Дозволь еще молвить, Владимир Всеволодович? — получив разрешение уже порядком недовольного Мономаха, Петр продолжил. — Мы сами хотим прояснить настроения германцев и их притязания на поморские земли. Боюсь, как и в Риме, у них царит ныне лишь власть денег и право сильного. Опасаюсь, что они возведут культ ненависти к тем, кто думает по-другому и будут распространять его везде, куда смогут дотянуться...
— К делу! — поднял руку великий князь.
— Есть ли у тебя родичи в тех землях, на кого мы можем опереться?
— У Мстислава старшая дочка за Кнудом Лавардом, сыном короля Дании, — бросил взгляд на сына Мономах. — Но вряд ли это чем-то вам поможет.
Петр немного замялся, не стал настаивать и кивнул своему сыну, сразу же влезшим с вопросом.
— Разрешишь ли, княже, печатать церковные и иные книги в Киеве? Разрешишь ли школы наши открывать? Митрополит уже дал свое благословение.
Мономах равнодушно кивнул, но потом встрепенулся.
— Юрий мне писал, что принимаете вы далеко не всех служителей церкви, присылаемых из суздальских земель. Что на это скажете?
— Княже, — вновь замялся Петр. — Силой на наших землях православие не насадить, черемисы и эрзяне воинственны, а потому нам нужны не столь обличители дикости и ереси, сколь проповедники, своими словами и делами показывающие превосходство православия над другими верованиями. А потому… никаких десятин церковь у нас не получает, и содержится за счет пожертвований общин и вятших людей. К примеру, воевода из своих доходов четверть отдает…
— Добрый пример, но все же непорядок у вас!
— Многие и не соглашаются на приходы у нас, княже! По нашему покону священники не только утешать страждущих должны, но и учить грамоте, помогать обездоленным, лечить раненых, давать приют сиротам, калекам… Всем, кто не жалел живота своего на защите рубежей отчизны, а теперь изнемогает в старости. Не каждый на это способен, да и грамоте не всякий обучен!
— Дело правильное, но перечить архиерею суздальскому не след!
— Княже, мы же как лучше хотим! В ответ на добрые цела, вселяющие веру и надежду в людей, язычники сами к церкви потянутся! А иначе на вилы проповедников поднимут, уже были такие попытки! Может, посодействуешь в этом, княже? Как бы нам у митрополита выпросить того, кто не склонен к злату и власти, а живет ради людей…
— Да где ты таких видел, тысяцкий? — Устало произнес Мономах. — Юродивые лишь да святые под вашу планку подходят!
— И по какому праву вы нарисовали себе двухглавого орла на гербе?! - дополнил его Мстислав. — Ведь ни рода, ни племени, самозванцы!
— Мы взяли как основу церковный герб царьградский, княже, как символ несения нами крещения поволжским народам.
— Ох смотрите, отлучит вас митрополит, — покачал головой Мономах и дополнил, — и погонит он вашу братию святую поганой метлой в чащи лесные.
— Христос, тоже был гоним, княже, но зато потом как все обернулось!
— Ну-ну! — встрепенулся Мстислав, хотя и неуверенно, ибо сразу понял, что возразить на такие слова особо нечего. — Ты за кого митрополита Никифора держишь? Уж не за иудея ли?
— Нет княже, — широко перекрестился Петр и простодушно улыбнулся. — Всего лишь за грека. Эти почти свои.