– Вы отступайте. – Кирей замер. – Вас отпустить должен… а я как-нибудь…
От и надо было б бросить этого… обалдуя, который не токмо Зимовиту-царевичу, но и всем нам погребальный костер устроил, да совесть не позволяла.
– Зослава… – Кирей бросил на меня гневный взгляд. – Мне огонь не повредит… я не способен сгореть.
Ага, только от говорил он сие как-то не особо уверенно. От и я не поверила.
Не сгорит он.
Вона, уже кафтан тлеет, и мнится, сие только начало.
– Ты все равно ничем не поможешь.
Не помогу, так хоть попытаюсь… подумаю… а не думается никак… и…
Лойко ступил на поляну, и, о диво, огонь отшатнулся… и столп огненный загудел гневно… а после крутанулся хитро да и ввинтился в землю. Ну, сперва-то мы решили, что в землю… тихо стало… на поляне ни костей, ни даже золота – пепел один остался, беленький, легонький. Дунешь – подымется летним страшным снегом. Никто и дышать не смел, чтоб его не потревожить.
– Ну… – Кирей первым решился заговорить. – Все, кажется… я так думаю…
Ага.
Думает он.
Я хотела чегой-то ответить, да язык к роту прикипел. Кивнула только и пот со лбу смахнула. Матерь моя… с этою учебой и померти недолго. То тебе мертвяки ходют, то травят, а тут вообще едва не спалили. И за что, спрашивается? Только-только мыслю додумала, уже и всплакнуть почти порешила, на радостях, стало быть, что закончилось усе, как поднялся пепел.
И землица задрожала так меленько, что шкура собачья, по которое блохи топочутся. И сама я себя этакой от блохою ощутила, которую того и гляди сдует.
– Да твою ж… – Кирей закашлялся, ибо пеплом роту залепило. А от не надо разевать, когда творится непонятное. Я только и сумела, что щита выставить, хотя ж, видит Божиня, не разумела, от кого энтого щита ставлю и надобен ли он вовсе.
А земля тряслась.
И елки ходуном ходили, кренились, мало не падали… нет, одна от, которая с краешку самого росла, завалилась-таки на бок, с хрустом и грохотом. После-то я разобралась, что не елка громыхала, а нечто огроменное, страшное в земле ворочалось.
– Зослава… – Киреев голос звучал тихо, и от этого уже не по себе стало. – Ты… ты куда энергию направила-то?
Я ее направила?
Да она сама направилась… и вообще я не виноватая.
Ответить не упела, потому как огроменная драконья голова вдруг пасть раскрыла.
И лязгнули зубы-кинжалы.
А в пустых глазницах завихрилось рыжее пламя.
– Мамочки… – ойкнула я, в щит последние силы выплескивая.
– Мамочки, – как-то сипло произнес Кирей и ближе к нам подвинулся.
А Лойко, тот ничего не сказал. Только глядел во все глаза на тварюку, что из земляной норы выкорыстовывалась.
Дракон был…
Был дракон.
Некогда. Ныне-то косточки одни остались. А косточки мы сии на втором курсе учить будьма, стало быть, про то, как какая именуется, чтобы правильно. Ныне ж мы и без поименования глядели… от дернулась лапа, стиснула, впилась когтями в землю и порушила этую землю спеченную, что масло.
Потянулась шея.
Захрустела.
И поползла, что цепь белая, костяная… Голова поднялась, покачнулась… и к нам повернулась.
Сожреть.
От точно сожреть. Вместе со щитом, который, мнится, этакой тварюке на один зубок… дракон осклабился и пасть раззявил. Грозный рык его оглушил, а с елей бедных и вовсе иглица облетела. Порскнули редкие вороны, спеша убраться от грозной твари. Меж тем тварь оная все лезла и лезла… вытягвала хребтину. От и ребра белые показались, плоские да широкие… лапы передние… остатки крылов… дракон расправил и отряхнул, а по щиту моему застучали комочки земли.
– Кирей… что это деется?
– Он забрал мою силу. – Лойко разглядывал дракона спокойно, будто бы видывал этакое диво прежде, да не раз. – Это логично… когда-то его кровь разлилась по поляне. А в крови – и магия древнего мира, которая отозвалась на заклятие. И отчасти благодаря ей я ожил. Не будь дракона, вряд ли бы у матушки что получилось… ко всему, это объясняет, куда уходили силы. Каждое жертвоприношение мы делили…
Меж тем тварюка уже выбралась целиком.
Терем царский? В терем меня не звали, но мыслею, что она и поболей терема будет, небось крылом этаким половину столицы накрыть можно.
– Поэтому и получал я крупицы силы… а теперь, когда Зослава ее выпустила, вся сила ушла дракону. А потом ты и огня добавил предвечного…
– …В котором драконы были рождены, – пробормотал Кирей.
– Вот он и ожил…
И оба замолчали, не знаючи, чего дальше-то делать.
А тварюка крутанулась и, вытащивши из земли хвост, длиннючий, костяной, к нам повернулась. Ох, мнится мне, только упрямствие мое, бабкой клятое не единожды, не дозволило мне сомлеть. Я глядела в алые драконьи очи и… и видела пламя.
Первозданное.
Яркое.
Рожденное дивною горою, которая стояла где-то на краю мира, и в ней всегда кипела земная плоть. А уж в ней-то, в жару, для иного живого существа невыносимом, грелись каменные драконьи яйца. В них еще теплились искры жизни, но пламени было мало.
Магия иссякала.
Дракон знал: виноваты люди. Они пришли в мир последними, балованными детьми, которым дозволяется куда больше, чем прочим. Они заполонили этот мир, множась с воистину огромной скоростью, и еще робкие вчера, полные почтения и восхищения пред теми, кому было дано явиться на свет раньше, люди осмелели.
Построили деревеньки.
А затем и каменные города, в которых было тесно и грязно. И, закрывшись от мира, этот мир взялись изничтожать. Первыми ушли сиддху, обитавшие в холмах. Эти воевать не любили, но просто одного дня открыли тропу, благо хватало еще сил, ибо звучала в воздухе и в земле песня великой Матери.
Люди называли эхо ее магией.
И, отбросив всякое почтение, брали силу. Тянули. Сперва чтобы защитить себя, и это было понятно.
Согреть.
Добыть еду… но мало, всегда им было мало… и вот уж те, кого коснулось благословение Матери, нарекли себя магами и, в гордыне своей забыв, что нельзя брать, не отдавая взамен, кинулись искать источники.
И вычерпывать до дна, переполняясь божественной силой. Но хуже того, они извращали саму суть Божественной песни и, меняя мир, изменяли и магию, делая ее непригодной для прочих.
Первым погас источник на Соленом море. Мертвое, оно дышало особой силой, которой хватало, чтобы гнездовье на горах, окружавших море, дало жизнь сотням и сотням драконов.
Но пришли люди.
И выстроили свой город на просоленном белом берегу. И в городе этом завелись маги, которые загнали магию в железные трубы, пустили по каменным жилам города. Она очищала соленую воду, делая ее пригодной для питья, и наполняла дома светом.
Она защищала город от злых ветров.
И песчаных бурь.
Она продлевала жизнь людям и избавляла их, таких слабых, никчемных, от болезней. И если сперва люди брали немного,
