Этого допускать никак нельзя, лучше уж нанять наемников для грязного дела.
Шернат давал деньги и готовился сам. Никто кожевника не видел, но огонь мести в его груди горел не слабее. Просто когда тебе есть кем рисковать, ты невольно станешь осторожнее.
Мужчины ждали момента, и – вот оно!
Массимо понял, что следующей ночью тьер Римейн отправится на собрание. Это тьер не обращал внимания на конюха. А сам конюх очень внимательно следил за господином. И молился.
С утра он отпросился на час – и отправился в храм Ардена.
Постоял немного перед статуями.
Арден смотрел по-мужски одобрительно, Мелиона явно грустила о несовершенстве мира. Это понятно, не женское дело – месть, а вот Арден точно поймет. Двое серьезных мужчин всегда договорятся.
– Твоя душа неспокойна, дитя Ардена. – Жрец, судя по белым с голубой оторочкой одеждам, возносящий, смотрел на Массимо ровно и спокойно.
Видит Арден, не подойди к нему возносящий, сам Массимо вышел бы из храма просто так. Но раз уж он подошел…
– Возносящий…
– Ирет.
– Возносящий Ирет, у меня действительно неспокойно на душе.
– Могу я облегчить твою участь разговором или молитвой, дитя Ардена?
– Мое имя Массимо, возносящий.
Жрец стоял и молча глядел на Массимо. Доброжелательно и спокойно. Казалось, в его глазах кроется целый океан, который не взволнуешь мирскими дрязгами. Да, на поверхности могут бушевать бури и тонуть корабли, но в глубинах очей возносящего, как и в морских пучинах, царил покой. Он искренне верил в Ардена и в дело, которому служит, и потому его душевное спокойствие было незыблемо.
И Массимо решился.
Его не уговаривали, не убеждали, он просто хотел… облегчить душу? Вот уж грузом на нее эти убийства не лягут.
А что тогда?
Массимо и сам не знал.
– Уделите мне время, возносящий Ирет. Может быть, мне станет чуть легче?
Если бы возносящий препоручил Массимо служителю, он был бы в своем праве. Массимо наплел бы чепухи и ушел, но возносящий просто молча кивнул и поманил мужчину за собой вглубь. В маленьком кабинете на двоих стоял небольшой чайничек с настоем, две чашки, лежали маленькие храмовые печеньица в форме ракушек, на скамейки брошена пара подушек, чтобы не так жестко сидеть – все сделано для удобства того, кто желает поделиться наболевшим[19].
Возносящий опустился на одну скамью, Массимо на вторую… и бухнул, как в прорубь:
– Я собираюсь убить несколько человек, возносящий. И уже убил.
Массимо не ошибся в жреце, тот не повел и бровью. Разлил по чашкам травяной настой, повел рукой в сторону вазочки с медом, предлагая добавить по вкусу, и только после первого глотка поинтересовался:
– Надеюсь, они это заслужили?
– Возносящий, вы же знаете, что в нашем городе есть те, кто поклоняется Ириону.
– Знаю, Массимо. И мне горько, что мы не можем их найти.
– Вы – не можете.
– А ты нашел? – взгляд жреца стал острым.
– А они убили мою племянницу.
– Вот как… А ты взял кровь за кровь?
– Да, возносящий.
– И не раскаиваешься.
– Нет.
– И…
– И собираюсь довести свое дело до конца.
– Благословения ты не просишь, это понятно. В оправдании не нуждаешься. А я все же попеняю тебе, Массимо. – Возносящий даже покачал головой. – Ты не прав в самом главном.
– Вот как? – Массимо не удивился. Конечно, надо прощать, но все же… Он надеялся, что этот возносящий более порядочен, чем другие. Или не станет говорить казенными, избитыми храмовыми фразами. Массимо не знал, но чувствовал горькое разочарование.
– Ты думаешь, что я начну укорять тебя за пролитую кровь? Нет, Массимо, ты не прав в другом, – возносящий словно мысли читал. – Скажи, если бы эти звери, а те, кто творит такое с невинными девушками, хуже зверей, они просто хищные кальмары, коих надо нещадно уничтожать, чтобы не извели они жизнь в великом океане, не тронули твою племянницу, ты бы ополчился на них?
Массимо подумал.
– Не знаю. Пока прилив не нахлынет, человек штаны не подвернет[20].
– В этом ты и не прав. То, что ты сейчас желаешь остановить эту нечисть, – дело богоугодное и правильное. Я бы предложил тебе помощь, но вижу, что ты ее не примешь. Может быть, деньги?
Массимо подумал.
– Будь мне лет на двадцать поменьше – обязательно отказался бы.
Возносящий хмыкнул и отстегнул от пояса кошелек.
– Здесь шесть золотых россыпью. Серебро, медь…
– Вы мне настолько доверяете, возносящий?
– В моем возрасте начинаешь доверять тем, кто не лжет. – Жрец усмехнулся, и Массимо понял, что ему повезло.
– Жаль, что таких, как вы, – мало.
– Вы знаете, что иногда у нас останавливаются змееборцы? Может быть, они…
– Орденцы? Знаю. Но это мое дело и моя месть.
– Не только ваше, но раз уж вы взвалили его на свои плечи, то и нести его вам, – остро поглядел жрец. – И за это будет награда от Ардена. А вина твоя, Массимо в том, что нечисть надо останавливать вовремя.
– Храм с ними ничего поделать не смог.
– Знаю. Сейчас ты вершишь не месть, а правосудие, но если ты еще раз увидишь зло – постарайся остановить его. До того, как оно коснется тебя и твоих родных. Все мы думаем, что зло – оно там, далеко, что тебя это не затронет, что твоя любовь обережет от беды твоих близких. А оно уже в тебе. Оно в этих мыслях. Трусливых, подлых, змеиных! А если бы оборвал ты змею хвост, пресек зло там, где его нашел, – и не ужалило бы оно твоих родных.
Массимо вздохнул.
– А Храм…
– Не пеняй на Храм, раз не делаешь сам, – парировал возносящий. – Пойми, я тебя не обвиняю. Но и ты себя винишь не в том.
Массимо подумал.
Что-то такое было в словах возносящего. Вот он сделает дело, потом уедет из города, остановится на отдых где-нибудь у ручья, будет лежать, потягивать вино – последнюю бутылку в жизни, чтобы не спиться, Маришке это не понравилось бы, – и размышлять над этими словами.
Глядеть в звездное небо и думать.
Но это потом, потом…
О чем Массимо и сказал, получив понимающий взгляд в ответ.
– Обещай подумать над моими словами, Массимо.
– Обещаю. Даже клянусь. Если жив останусь.
А пока…
– Благословите меня, возносящий?
– Иди, дитя Моря, и воздавай негодяям по делам их. И помни, пожалев сейчас одного змея, через год ты получишь десять змеенышей, а через десять лет – змеиное кубло. Так раздави же гадину сейчас, чтобы потом не страдали невинные и невиновные. И не майся угрызениями совести. Не останови ты их – и злодейства продолжатся дальше. А если остановишь – это послужит предупреждением для подобных им. Кто-то струсит, кто-то дрогнет – и откажутся негодяи от своих намерений, если будут знать, что их может настигнуть кара. Потому что безнаказанность превращает человека в зверя.
С этой точки зрения Массимо на свою месть не смотрел.
– А еще снимаешь ты груз с тех, кто и рад бы восстановить справедливость, но по слабости своей сделать ничего не может, а душу травит черными помыслами. Есть ведь и такие… Так
