Я засмеялся.
Мы добрались до холмов над долиной реки Сэферн, и я сдержал своего коня, чтобы посмотреть вниз, на земли кузена к югу от Глевекестра.
Отец Этельреда довольствовался домом вполовину меньшим, чем тот, который построил его сын. А рядом с этим новым великолепным домом находились конюшни, церковь, сараи и солидное зернохранилище, стоящее на каменных «грибах», чтобы не подпускать к зерну крыс. Все строения, новые и старые, окружал палисад.
Мы галопом поскакали вниз по холму. На площадке над воротами стояли стражи, но они, наверное, узнали Этельфлэд, потому что не сделали никакой попытки нас окликнуть, а просто приказали открыть огромные ворота.
Управляющий Этельреда встретил нас на широком дворе. Если он и удивился при виде Этельфлэд, то не подал и виду, лишь низко поклонился и любезно приветствовал ее.
Рабы принесли нам чаши с водой, чтобы мы могли вымыть руки, в то время как мальчики-конюшие приняли наших лошадей.
– Мой господин в доме, – сообщил управляющий; впервые голос его зазвучал тревожно.
– Он здоров? – поинтересовалась Этельфлэд.
– Хвала Господу, да. – Глаза его метнулись от Этельфлэд ко мне. – Может, вы явились на совет?
– Какой совет? – спросила Этельфлэд, беря шерстяную ткань у рабыни, чтобы вытереть руки.
– Язычники принесли беду, госпожа, – осторожно сказал управляющий и снова посмотрел на меня.
– Это – господин Утред Беббанбургский, – произнесла Этельфлэд с кажущейся беззаботностью. – И – да, мы явились на совет.
– Я доложу твоему мужу, что ты здесь, – проговорил управляющий.
Услышав мое имя, он испугался и сделал быстрый шаг назад.
– Не нужно никаких объявлений, – резко велела Этельфлэд.
– Ваши мечи? – напомнил управляющий. – Будьте так добры, господа, отдать ваши мечи.
– В доме кто-нибудь вооружен? – уточнил я.
– Личная стража олдерменов, господин, больше никто.
Я поколебался, прежде чем отдать управляющему оба меча. Таков был обычай – не носить оружия в домах королей, и Этельред, должно быть, считал себя почти королем, раз требовал такого же отношения. То была более чем вежливость – мера предосторожности против рубки, которая могла начаться после пира. Я подумал, не оставить ли мне Вздох Змея, но решил, что длинный клинок будет провокацией.
Со мной пошли Осферт, Финан, отец Пирлиг и Беорнот. Рука моя покраснела и пульсировала болью, она так распухла, что мне казалось – простое прикосновение к лезвию ножа может вспороть ее, как лопающийся фрукт. Когда мы вошли из солнечного света в полутьму главного зала Этельреда, я держал руку под плащом.
Если первая реакция управляющего на появление Этельфлэд была сдержанной, то реакция ее мужа была прямо противоположной. Когда мы появились в зале, он казался сперва раздраженным и откровенно оскорбленным помехой, затем – обнадеженным, потому что явно решил, что появился Алдхельм. Но едва он узнал нас – то был радостный миг, – он до смерти перепугался.
Этельред сидел в кресле, больше похожем на трон. Кресло стояло на помосте, где во время пира обычно накрывался стол для почетных гостей. На рыжих волосах моего кузена был тонкий бронзовый обруч, очень напоминавший корону; поверх вышитого камзола и подбитого мехом плаща ярко-алого цвета он носил толстую золотую цепь.
Два человека с мечами и щитами дежурили в задней части помоста, а слева и справа от Этельреда, лицом к четырем скамьям, стоящим на устланном тростником полу, сидели два священника. На скамьях разместилось восемнадцать человек – и все они таращились на нас.
Священник справа от Этельреда был моим старым врагом, епископом Ассером. Он уставился на меня широко распахнутыми глазами, с нескрываемым удивлением. Если манипуляции Альфреда и заставили меня вернуться, король явно ничего не докладывал о своих действиях Ассеру.
Именно Ассер нарушил молчание, что само по себе было интересным. Зал принадлежал Этельреду, который был олдерменом Мерсии, однако валлийский епископ ни во что не ставил собравшихся здесь влиятельных людей.
То был знак того, что именно Альфред контролирует сакскую Мерсию – власть, которую Этельред втайне ненавидел. Он не мог дождаться кончины Альфреда, чтобы поменять обруч на настоящую корону, однако ему требовалась поддержка Уэссекса.
Епископ Ассер, умный и злой, без сомнения, находился здесь, чтобы передать приказы Альфреда, но теперь он вскочил и указал на меня костлявым пальцем:
– Ты!
Пара гончих поднялась, чтобы приветствовать Этельфлэд. Она погладила их. Епископ Ассер перекрыл поднявшийся гул голосов.
– Ты объявлен вне закона! – тявкнул он.
Я велел ему умолкнуть, но, конечно, епископ продолжал протестовать, негодуя все больше, пока отец Пирлиг не заговорил с ним по-валлийски.
Понятия не имею, что сказал Пирлиг, но это заставило Ассера утихнуть, и он только фыркал, брызгая слюной, и продолжал показывать на меня.
Полагаю, отец Пирлиг поведал, что я вернулся в соответствии с замыслом Альфреда, но то было небольшим утешением для епископа, считавшего меня созданием, посланным демоном его религии, существом, которого они зовут Сатаной.
Как бы то ни было, он молчал, когда Этельфлэд взошла на помост и щелкнула пальцами слуге, который поспешил принести ей кресло. Она наклонилась к Этельреду и демонстративно поцеловала его в щеку, но к тому же прошептала что-то на ухо – и я увидел, как Этельред покраснел. Потом Этельфлэд села рядом с мужем и потянулась к его руке.
– Сядьте же, епископ, – велела она Ассеру.
После чего сурово оглядела собравшихся господ.
– Я принесла плохие вести, – сказала Этельфлэд. – Датчане уничтожили монастырь в Лекелейде. Все дорогие сестры убиты, как и мой дорогой господин Алдхельм. Я молюсь за их души.
– Аминь! – проревел отец Пирлиг.
– Как погиб господин Алдхельм? – уточнил епископ Ассер.
– Еще придет время для печальных историй, когда более настоятельные вопросы будут разрешены, – бросила Этельфлэд, не взглянув на Ассера. – Сейчас я хочу узнать, как мы победим ярла Хэстена.
Следующие несколько мгновений были полны сумятицы. По правде сказать, никто из собравшихся господ не знал, насколько серьезно вторжение Хэстена. По меньшей мере дюжина посланцев явились в течение ночи в Глевекестр, и все они принесли ужасные вести о жестокой и внезапной атаке датских всадников. Слушая разные донесения, я понял, что Хэстен задумал сбить мерсийцев с толку. Он, должно быть, возглавлял две или три тысячи человек и разделил их на маленькие отряды, велев им быстро разграбить и уничтожить все на своем пути в Северной Мерсии. Невозможно было сказать, где именно побывали датчане, потому что они появлялись повсюду.
– Чего они хотят? – жалобно спросил Этельред.
– Хэстен хочет сидеть там, где сейчас сидишь ты, – бросил я.
– У тебя нет полномочий здесь говорить, – прорычал епископ Ассер.
– Епископ, – твердо произнесла Этельфлэд, – если вы можете сказать что-нибудь полезное, будьте добры, скажите это. Но если вы просто собираетесь мешать, пожалуйста, идите в церковь и излейте свои жалобы Богу.
За этими словами последовало ошеломленное молчание.
Настоящая власть в этом зале принадлежала епископу Ассеру, потому что он являлся посланником Альфреда, однако Этельфлэд публично высекла его.
Женщина спокойно встретила негодующий взгляд священника и не отводила глаз до тех пор, пока Ассер не потупился
