– Что скажете, бояре? – поинтересовался Иван Васильевич.
Добровольный отказ Воротынского от пусть небольшого, но удела сделал свое черное дело, выбив бояр из колеи. Они смутились и смешались, не зная, как отреагировать. Поэтому Иван, развивая успех, продолжил:
– Вижу, что супротив воли доброй никто из вас не возражает. Посему так и поступим. Михаил Иванович, принимайся за дела. – О том же, что было на самом деле обещано Воротынскому за успех, государь решил умолчать, дабы «не дразнить гусей». А то завистники мигом налетят да Михаила Ивановича заклюют, опасаясь его излишнего возвышения. И тот, кстати, был с Иваном Васильевичем полностью согласен.
Так или иначе, но государь указал, а Боярская дума приговорила претворение этой реформы в жизнь. Неохотно. Со скрипом. Но главное, что лед тронулся…
Глава 2
1546 год – 9 сентября, Москва
Иван Васильевич с удовольствием залез в теплую ванну и от блаженства закрыл глаза. Много ли людей в эти годы могли похвастаться большой, просторной ванной? Да с подогревом!
Ну а что? Государь он или погулять вышел? Чего в грязи-то сидеть? Как смог, так сразу «гигиенический уголок» себе организовал по высшему разряду. Один в Кремле, второй в Белой слободе, как ныне стали именовать Потешную.
Тут тебе и большая, просторная ванна, отлитая из бронзы да с подогревом от кованого железного булерьяна[80], стоящего в соседней комнате. А еще душевая кабина. Да, совершенно сельского типа, но душевая же! И умывальник с вполне приличным бронзовым смесителем. Зачем смеситель? Так горячую же воду государь себе пожелал организовать. Водогрейную бочку этажом выше поставил. Даже ватерклозет себе слепил, отлив из бронзы. Не в горшок же, как «прогрессивное человечество», гадить? Да, канализации и водопровода нет. Так и не беда. Из большого бака этажом выше вода исправно поступала и смывала весь «субстрат» аккуратно в выгребную яму, надежно изолируя запахи водяным затвором. Довольно идиллическую картину дополняла полка с гигиеническими принадлежностями и отделка помещения приятной шероховатой керамической плиткой. Ну и просторный камин, приятно потрескивающий ароматными дровами. Он тут не к месту, но очень уж хотелось.
В общем, красота!
Еще была баня. Но она для повседневных нужд совсем не годилась, даже если посещать ее два раза в неделю, а не раз, как все состоятельные люди.
Впрочем, вопросы гигиены оказались не самыми проблемными для государя. Ведь его молодое тело бурлило от гормонов, а эрекция была практически на все подряд. Зрелый разум держался, но кипел Иван изрядно. Конечно, он, пользуясь положением государя, мог с этим не иметь никаких проблем. Найти девицу или женщину для забав не стоило труда. Но Иван Васильевич прекрасно знал, что с 1495 года в Южной Италии началась эпидемия сифилиса, стремительно захлестнувшего всю Европу и Азию. Например, в 1497 году уже пошли заболевания в Великом княжестве Литовском, а в 1498-м – на Москве. Вот с тех пор эта зараза никак и не отступала. А Иван Васильевич не имел ни малейшего желания знакомиться с бледной спирохетой, вот и держался образцовым борцом за целомудрие.
Конечно, у него имелась невеста, буквально несколько месяцев назад ставшая физиологически пригодной для брака. А значит, он мог тащить ее под венец. Но тот же разум подсказывал, что она была еще слишком юна. И жертвовать ее здоровьем ради удовлетворения своей животной потребности он считал глупым.
Лиза… Лиза… она не росла красавицей, во всяком случае, по местным меркам. В те годы по всей Европе уважали пышек с жирком и целлюлитом. А тут худощавая девочка с излишне тонкими чертами лица, живыми глазами и густыми рыжими волосами.
За эти шесть лет, минувших с момента ее приезда, их отношения существенно потеплели. Детская травма, полученная из-за казни ее матери по надуманному обвинению, потихоньку отступала. Она все меньше и меньше ассоциировала замужество со смертью, в чем ей очень сильно помогала Елена Васильевна, уступив увещеваниям сына. Девочка отчаянно нуждалась в матери, и ей пришлось ее заменить. Хоть как-то. И надо сказать, получилось неплохо. Обе худые, рыжие, с вдумчивым ведьмячьим характером, то есть умные стервы, но не истерички. Разве что чертами лица разнились. А так – со стороны словно дочь с матерью. Что было быстро подмечено и сильно помогло делу.
Иван же со своей стороны поддерживал этот процесс. Да так, что даже не понял, как втянулся. Влюбился? Вряд ли. Просто эта рыжая девчушка как-то так вошла в его жизнь, что себя без нее он уже и не мыслил. Все эти умные беседы с точными вопросами, иной раз ставящими его в тупик. Настольные игры, которые ему пришлось спешно «изобретать», адаптируя под местные реалии. «Монополию», «Гвинт», «Мафию» и прочие. И тот салон[81], что образовался из их маленького междусобойчика любителей настольных игр. Государь даже не заметил, как туда помимо подростков стали захаживать и взрослые люди из аристократов да видного купечества. А потом и иностранцы изредка. Поиграть, а заодно и беседовать как промеж себя, так и с ним, Иваном Васильевичем, по самым разным темам. Где еще можно в такой неформальной обстановке с государем встретиться? Но как-то так сложилось, что «small talk» в салоне совершенно не складывалась. Каждый раз беседы оказывались если и отвлеченными, то весьма заумными. Иногда даже поднимались научные дискуссии, впрочем, осторожные.
Иван открыл глаза и вздохнул.
Как бы ему хотелось, чтобы этот временный недостаток – слишком юный возраст – их уже покинул. А Лиза сидела с ним в этой просторной бронзовой ванне обнаженной и шалила, заигрывая. Но увы… Он снова вздохнул и постарался сосредоточиться на других мыслях, дабы не потерять контроль над своими вновь вскипевшими гормонами…
Военная реформа Воротынского забуксовала сразу.
Да, бояре реформу приговорили, но поддержать на деле забыли. И даже напротив – охотно помогали тем, кто оказался против. Не открыто, разумеется. Месяц, всего месяц прошел, как все вокруг Москвы уже кипело и бурлило. А почему? А потому, что он, Иван Васильевич, осел, не обративший внимания на некоторые очень щекотливые нюансы.
Ключевой проблемой стало то, что земля, необходимая для формирования Московской губернии и выставления двадцати семи сотен всадников, по нормам поместного ополчения должна выжимать из себя восемьдесят одну сотню. И богатые помещики, которым вся эта реформа была как серпом по известному месту, охотно донесли столь нехитрую мысль остальным. Куда прикажете остальных девать-то?
Дальше – больше.
Эти ушлые «борцы за справедливость» озвучили вывод о том, что «на улицу» пойдут боевые холопы. Ну а что? В принципе, логично. Видимо, Михаил Воротынский и сам о том подумал. А вот Иван Васильевич упустил этот момент. И чуть-чуть не вляпался в большой и хорошо вооруженный стихийный бунт на ровном
