– Ложь! Это все ложь и поганый навет псов злобесовых! – максимально искренно возмутившись, воскликнул государь, после того как выборные донесли до него позицию общества.
– Но как же… – растерялись выборные, не ожидавшие такой реакции.
– Холопов боевых в новое губернское ополчение действительно верстать не думал. Но так что, взашей их, что ли, гнать? Такое только враг рода человеческого ляпнуть и мог! Что они, не воинского дела люди? Их по разряду выкупить я хотел. А потом в остроги поставить, дабы службу гарнизонную нести. И жить там же. Семьями обзаводиться да дела ремесленные вести, с коих налогов не платить, ежели без найма обходиться станут. А как десять лет отслужат, так и вообще вольными станут. И дети их вольными будут. И жены, даже ежели из холопок полных их брали. Я же, как государь, ряд с ними заключу на службу дальнейшую. Ну так что? Дурное дело я затеял? Я спрашиваю вас!!! Чего молчите?!
– Нет… – в разноголосицу ответили удивленные выборные, да и по толпе ропот пошел.
– Так какого же беса вы творите?! – взревел во всю свою молодую глотку государь. Получилось несколько потешно, но никто не улыбнулся. – Или вас какие злодеи подучивали? Ну? Что молчите?! Или хотите, чтобы все по старине осталось? Чтобы вы в холопстве своем так и померли? Кто вас подбивал? Ну?
В общем, поговорили. Иван Васильевич дал им три дня, чтобы выдать зачинщиков. Иначе он все отменит. Такой большой срок был нужен для того, чтобы эти самые зачинщики успели сбежать. Лишней крови он не желал. Однако снова просчитался.
Шок ушел. Мысли упорядочились. И боевые холопы пришли в неистовство. Свести столь нехитрый дебет с кредитом им вполне хватило ума. А потому и вывод напросился сам самый что ни есть мрачный. Дескать, богатые помещики специально пытались их руками сорвать задумку государя, дающую им свободу и верный кусок хлеба. Иван Васильевич старался, о них пекся… а они? Как псы шелудивые, чуть все не испортили…
Никто из зачинщиков не ушел.
Единицы, что сопровождали «возмущенную общественность», были убиты на месте. А остальные скоропостижно преставились на местах. Ведь Иван Васильевич импровизировал практически на ходу. Изначально он не хотел создавать иррегулярную пехоту – стрельцов. Однако пришлось. Так что заговорщики о задумке государевой узнавали только вместе с ревом вооруженных холопов, стремящихся восстановить свою нехитрую справедливость.
Обманул? Соврал? Несправедливость учинил! Есть такое дело.
Увы, в масштабах государства другие границы морали и иные у нее ориентиры. Он спасал свое положение и одновременно наказывал тех злодеев, которые попытались его «прокатить» и сорвать реформу. Впрочем, свои руки он кровью не замарал. Живых зачинщиков не было. Ему доставили просто несколько мешков отрубленных голов.
Семьи же изменников вместо того, чтобы охолопить[82], как полагается, помиловал и направил под руку Андрея Курбского на поселение у Обской губы. Вольными людьми, но без права выезда в ближайшие двадцать пять лет.
Как зачинщиков извели, так и реформа пошла, да без особых затруднений.
Реорганизация земельных угодий сформировала единые волостные кластеры, где спешно принялись строить станичные села для квартирования эскадронов. Конечно, некоторым помещикам да боярам пришлось поменяться наделами, чтобы устранить анклавы и чересполосицу. Но отреагировали они на это на удивление спокойно. Хотя оно и понятно. Кровавая расправа прошла слишком быстро и буднично. Это пугало и отрезвляло чрезвычайно. Да и становиться на пути пяти тысяч боевых холопов и почти трех тысяч помещиков, за которыми стоял сам государь и его пехотный полк, дураков не было. Слишком явно оказались обозначены ориентиры, методы и позиции. Малыш продемонстрировал зубки.
Конечно, кое-кого из помещиков и правда пришлось выселить на южные земли. Не всем же нашлось место в губернском ополчении. Но выселяли по уму – с подъемными да освобождением от службы на три года, дабы обустроились в новом поместье.
В общем, все завертелось, закрутилось, заработало. А Иван, удостоверившись, что Воротынский теперь вполне справляется, вернулся к своим делам. И если всю весну и начало лета они шли в спокойном, рабочем порядке, то в июле 1546 года пришло крайне тревожное известие. Оказалось, что лояльного и дружественного Москве хана Шах-Али, с таким трудом посаженного в Казани, выгнали из города, предпочтя там Сафа Герая[83] из крымского дома. Снова. Войска Ногайской Орды подошли к городу и разрешили династический вопрос в пользу Крыма.
Пришлось срочно созывать новое заседание Боярской думы.
Иван не тешил надежд в отношении дома Герай. Теперь при такой конфигурации война между Москвой и Крымско-казанской коалицией вновь оказывалась неизбежна. Год, два, три максимум, и нападут. Причем, скорее всего, всем скопом.
– Казань нужно брать! – решительно произнес Иван Васильевич, вставая с трона.
– Но государь… – возразил Иван Дмитриевич Бельский, – как ее брать-то? Сколько раз ходили?! Не счесть! А все без толку…
– Дед мой брал[84], и я возьму. Не с наскока, понятное дело. В поход идти без устроения да оружием под стенами казанскими бряцать ума великого не надобно. Брать ее нужно с умом, заходя издалека. Для чего вас всех и собрал. Михаил Иванович, тебе слово, – обратился он к Воротынскому.
– Воротынский. Опять Воротынский, – понеслись шепотки по Грановитой палате.
Тот встал, проигнорировав это шипение, развернул скрученные листы бумаги и начал вещать.
Иван Васильевич вновь постарался избежать представления плана от своего имени. Опыт военной реформы убедил государя, что нужно для реализации больших задумок использовать заместителей. Это и громоотвод в случае чего, и пространство для маневра.
Зачем это было нужно Воротынскому? С одной стороны, в нем взыграло честолюбие. Стать автором взятия Казани – почет и уважение. С другой стороны, деньги. Иван Васильевич выделил Михаилу Ивановичу небольшие доли в Северодвинском и Морском товариществах. Считай, зарплату прописал сверх того, что из казны ему было положено. Еще и так наличности отсыпал от щедрот своих. Но, разумеется, без огласки. А потом титулом маркиза отполировал сверху. Ну а что? Герцог у Ивана Васильевича уже имелся. Почему бы не слепить маркиза? Ему без разницы, а человеку приятно. Ни у кого ведь на Москве такого титула нет. Эксклюзив!
Ничего сильно хитрого Михаил Воротынский, транслируя идеи государя, не предложил. Обычные очевидности. Но их требовалось озвучить.
Создание флотилии крупных стругов для действия по речным коммуникациям. Что в том такого? Правда, маркиз Воротынский настаивал на «разделении труда», то есть делать отдельно большие ударные струги с сильным пушечным вооружением и отдельно десантно-транспортные. В общем, банальности, с точки зрения Ивана Васильевича,
