– Последнее? – осведомился я, когда Дантри принялся юстировать оптику.
– Нет. Еще одно после этого, – ответил граф.
Старый слуга выглядел донельзя измотанным. Дантри, кажется, того не замечал. Он не слишком походил на свою сестру. Ее-то и в лучшее время было трудно выносить. А он, хоть и голубых кровей, но вовсе не плох. Роднила его с сестрой только всепоглощающая страсть к работе.
Я подошел, сдвинул сигару в угол рта и предложил фляжку Глосту.
– Сэр, спасибо, но пока я на работе – нет, – робко выговорил он.
Да, жизнь на коленях делает такое с людьми. Чертовски глупо отказываться от дармовой выпивки, а уж втрое глупее – когда ты в Мороке.
– Почему б вам не отправиться в форт и не отдохнуть? – поинтересовался я. – Я могу сам помочь с прибором.
В лице старика мелькнула радость. Но его хозяин даже не оторвал взгляд от прибора.
– Капитан, работа тонкая, а Глост – специалист, – пояснил граф.
– Не беспокойтесь, мои пальцы деликатнее, чем выглядят, – сказал я, приглядываясь к прибору. – Кстати, вы не скорректировали нижние линзы, чтобы учесть изолированность Риоки. У вас все засветится красным.
Дантри поглядел на меня, хмурясь, затем осмотрел аппарат.
– О боги, вы правы! Капитан, я и не думал, что вы – лунарист.
– Я и не лунарист. Просто мне довелось повозиться пару раз с подобным устройством.
Наконец, убедившись в моей компетентности, Дантри позволил слуге уйти.
– Как же вам случилось изучать небо? – осведомился граф, подхватывая толстую тетрадь в кожаном переплете.
Дантри принялся расчерчивать таблицу: движения быстрые, точные. Страницу заполнили тонкие закорючки чисел.
– Я не изучал. Мне случилось подхватить кое-что там и сям.
– Ну конечно, вы же учились в Леннисградском университете, – заметил Дантри.
– Откуда вы знаете? – хмурясь, спросил я.
Дантри покраснел – а может, не более чем свет Риоки заиграл на щеках.
– Просто догадка, – неубедительно солгал он.
Я решил, что лучше сменить тему. Мое прошлое – словно жестокая, вовсе не мудрая, злая старуха, и для всех лучше, если бы она поскорее оказалась в могиле. Повернуть разговор легче легкого – Дантри обожал говорить про свою работу.
– Что вы с сестрой пытаетесь выяснить? – спросил я.
– Глек Малдон хотел лучше понять это место. Он думал, это поможет ему в исследовании. Я вызвался помочь.
– Мне кажется, это не самое благоразумное решение.
– Вы же знаете о парадоксе Песнобега? – спросил он.
– Чем больше сжигаешь фоса, тем больше нужно поглотить отдачи. В конце концов энергия отдачи превышает изначально отданную, и для поглощения отдачи нужен резервуар бесконечной вместимости. Парадокс Песнобега позволяет обойти проблему, используя отдачу как источник энергии и не поглощая ее. Как-то так.
– А-а, вы и в самом деле сведущий человек, – счастливо объявил Дантри. – Ну хорошо, капитан, скажите, что вы видите перед собой?
Перед нами лежала серебристо-серая чаша пустоты. Кратер Холода. А в нем – лишь пустота. О чем я и сказал.
– Что же создало кратер? – подсказал Дантри.
– Здесь умер Холод.
– Да, – подтвердил граф. – Больше двухсот лет назад он возглавил отчаянную атаку на дхьяранскую орду, задержал ее и позволил своим людям спастись. За это он заплатил жизнью… Что не так?
Судя по лицу графа, ему не очень понравилась моя ухмылка.
– Этому вас учат в Хейренмарке? – риторически спросил я. – Не так оно было. Совсем. Вам бы стоило послушать здешних ветеранов. Они уж точно расскажут то, чему не учат в университетах. Холод был Безымянным, а не каким-то бесшабашным усатым кавалеристом, понесшимся сломя голову на погибель. Он был высокомерный, заносчивый, гребаный болван, загнавший себя в ловушку. Он командовал четырьмя тысячами конных рыцарей – Орденом открытых дверей. Беда с Холодом случилась еще в самом начале войны, задолго до Морока. Разведчики донесли, что поблизости встала лагерем тысяча дхьяранского ополчения, и Холод, не дожидаясь прочих Безымянных, пошел на дело сам. Но там оказалась не тысяча, а десять, и с четырьмя Глубинными королями. Холод попался. Короли перебили его людей, сплели сеть душ и затем сломили его. Короли проламывались сквозь его защиту три дня. Но проломались. А когда они убили его, остался кратер.
– Однако в военной академии его достижения известны куда более, чем неудачи, – хмурясь, заметил Дантри.
– Он был Безымянным. Тогда мы не могли себе позволить потерять его. И, черт возьми, нам совсем худо без него сейчас. Короли как-то сумели добраться до Песнобега и, похоже, вышибли Мелкую Могилу и Нолла.
– Да, – тихо подтвердил Дантри. – И потому мы здесь. Нолла нет с нами, запустить Машину некому, и мы не знаем, можно ли активировать машину, не разрушив все вокруг, конечно, если ее вообще можно активировать. Нам выпало жить в скверное время, раз наша единственная надежда – непонятное чудовище. Машина – не подарок духа милосердия. Машина – орудие жуткого разрушения. Страшнее и злее творения не бывало.
Я пожал плечами. Симпатии к драджам я не ощущал. Если бы у меня была сотня Машин, я б тут же спустил их все на империю, а после бы прикурил от ее углей.
Дантри повернул небольшой циферблат, прищурился, глядя на сочащийся сквозь линзы свет, образовавший сложный узор на бронзовой пластине, исчерченной линиями и окружностями, сделал заметку в толстой тетради, затем снова посмотрел на небо.
– Так отчего мы здесь? – напомнил я.
– Когда умирал Песнобег и прочие Безымянные, не было детонации, – указал граф. – Если бы была, мы бы узнали. По кратерам.
– Наверное же.
– А куда они подевались? После смерти Холода мощно выплеснулась энергия, крупнейшая отдача нашего времени. Конечно, не фос. Магия Безымянных из другого источника. Чем бы он ни был, по прикидкам Эзабет, отдача должна быть сравнима с обычной от фоса. Эзабет полагала, что запас энергии Безымянных образуется сходно с тем, как энергия запасается при плетении света. Глек Малдон приезжал сюда. Он полагал, что свет ведет себя странно вблизи кратера, и это следует изучить.
Граф встал, потянулся.
– Пойдемте, мне нужно снять показания с последнего треножника.
Я подхватил алебарду, сел на коня и поехал вдоль края. Песок на дне отсвечивал гладким, мягким серебром, навевал мысли о магии, отравившей, исказившей, расколовшей мир. Даже Сердце пустоты не смогло сдвинуть могилу Безымянного. Даже для чудовищного оружия рана в земле оказалась слишком глубокой. Насколько же ничтожными и бессмысленными мы должны казаться великим колдунам? Мы для них – пыль.
– Капитан, отчего вы сделались таким? –
