– Maman, qu’est-ce que c’est?[44]
Нанетт удивленно подняла глаза и вытянула руки, словно желая спрятать открытую страницу от чужих глаз. Она уже занесла их над книгой, но вдруг отдернула и уронила на колени.
– Ты знаешь, что это, не так ли, Урсула?
– Нет, никогда раньше не видела.
Урсула подошла ближе. Книга оказалась еще более ветхой, чем она думала. Хрупкие страницы были испещрены чернилами, которые почти невозможно было различить.
– Это же не… Ох, это что, бабушкина книга?
– Закрой дверь.
– Моркам сейчас в хлеву.
– Неважно, все равно закрой. Я думала, что закрыла ее. Должно быть, становлюсь забывчивой.
– Маман, ты всегда говоришь так, как будто хочешь сказать, что стареешь.
– Я уже стара, Урсула. Мне пятьдесят два.
– Ты еще не старая, ты всего лишь…
Нанетт продолжила:
– А тебе тридцать четыре. Собственно говоря, исполняется сегодня.
Урсула прикрыла рот ладонью, и Нанетт усмехнулась:
– Моркам не помнит об этом, не так ли?
– Не только Моркам. Я и сама забыла.
Нанетт разгладила ладонью пожелтевший пергамент.
– Ma chérie, ты для меня такая отрада. Мне тревожно, что к тому времени, как настанет твой черед состариться, с тобой рядом не будет ребенка, который бы тебя поддерживал.
– Я никогда не задумывалась об этом.
– А стоило бы, Урсула. Разве ты не хочешь иметь ребенка?
– С этим ведь ничего не поделаешь, не так ли? Иногда козы беременеют, иногда нет. Некоторые вещи нам неподвластны.
– И все же можно попытаться, – возразила Нанетт и перевела взгляд на прикрытую ладонью страницу книги.
Урсула примостилась на кровати подле матери, стараясь не задеть старинную книгу. У нее были широкие страницы, а обложка, похоже, сделана из кожи, но такой сухой, что казалась чуть ли не деревянной. Она наклонилась посмотреть, что изучала мать.
– О чем там говорится? Я не умею читать по-французски.
– Это старофранцузский. Я бы не смогла понять его, если бы когда-то не выучила. – Нанетт показала на нитевидную иллюстрацию – пузырек с несколькими листьями разной формы, висящими над ней.
– Это зелье, – благоговейно пояснила она.
– Зелье? Для чего?
Нанетт бросила на дочь недоверчивый взгляд из-под серебристых бровей.
– Урсула, мы давно не говорили об этом.
– Я об этом теперь вообще не думаю.
– Как жаль, что ты не веришь в это.
– В то, во что верит Моркам, я тоже не верю – в тело, кровь, душеспасение и прочее.
На лицо Нанетт вернулась улыбка.
– И все же я не хочу, чтобы ты была одинока, когда меня не станет. Хочу, чтобы на старости лет у тебя был ребенок.
– Значит, зелье для этого?
– Да. Тебе стоит завести ребенка, который стал бы твоей поддержкой, такой же, как ты для меня. Который продолжил бы вести дела в Орчард-фарм.
Урсула, указывая на книгу, мягко спросила:
– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мой ребенок продолжит и эту традицию, в частности?
Улыбка Нанетт померкла.
– Нет, – хриплым шепотом ответила она. – Нет, раньше я так думала, но теперь… Полагаю, колдовство умрет вместе со мной.
– Ну, маман, ты еще очень долго не умрешь! – Урсула протянула руку и коснулась плеча матери.
Нанетт покачала головой:
– Никто не знает, когда придет его час. Но я чувствую, что он приближается.
– Что значит – чувствуешь? Как такое возможно?
– Ты ведь чувствуешь, как к Маунт-Бей приближается шторм? Когда кажется, что воздух начинает вибрировать. Кожа покалывает, а волосы потрескивают. Что-то вроде этого.
– В это я тоже не верю!
– Eh, bien[45]. Не имеет значения, права я или нет. Как бы там ни было, сейчас у тебя есть Моркам, и, если того захочет Богиня, а мне хватит сил, у тебя будет и ребенок. – Ее голос замер, рука снова легла на книгу.
– Маман, я не хочу, чтобы ты поднималась на вершину горы ночью одна.
– Со мной все будет в порядке, – заверила Нанетт.
– Ты можешь упасть или…
– О нет. Со мной будет кот.
– Ох уж этот благословенный кот! – возмутилась Урсула. – Да он сам едва в состоянии ходить! – Старый зверь все еще цеплялся за жизнь, что никак не входило в рамки ее естественной продолжительности. Моркам испытывал к коту ненависть и частенько угрожал утопить, если тот станет путаться у него под ногами. – Если для тебя это так важно, я пойду с тобой.
– Нельзя. Моркам не должен ничего заподозрить.
– Он не был бы против, маман.
– Еще как был бы! – Нанетт вздрогнула. – Урсула, ты должна мне верить. Ничто не изменилось с тех пор, как мы покинули Бретань. Люди ненавидят нас до сих пор.
– Вот еще! С чего бы это?
– Потому что мужчины считают, что они вправе указывать женщинам, как им жить. Они указывают нам, за кого выходить замуж, что надевать, когда выходить на улицу, а когда оставаться дома. Некоторые мужчины бьют своих жен, но никто об этом и слова не говорит. Но, несмотря на всю власть, которую они имеют над нами, они чувствуют себя бессильными перед нашим родом. Мы сопротивляемся. Мы способствуем определенным событиям. Мы вмешиваемся в их планы, в то, что они называют нормальным порядком вещей. И это пугает их. А мужчины ненавидят чувство страха, поэтому они переносят свою ненависть на нас.
– Моркам не испытывает ко мне ненависти.
– Он не понимает твою силу.
– Не уверена, что она у меня вообще есть.
– Урсула, послушай меня! Если нас заподозрят, то станут преследовать независимо от того, есть у нас подлинная сила или нет. Ты этого не застала, но я – да.
– Тебе было всего четыре, – напомнила Урсула.
– Я помню. Помню темноту и холод. Помню ужас.
– Маман…
– Помню, как нашла бабушку. – Нанетт передернуло. – Ее открытые глаза смотрели в небо, но когда я прикоснулась к ней, она была неподвижна, как валуны.
– Ох, маман…
Урсула схватила мать за руку и сжала ее. Та казалась удивительно маленькой и холодной в ее сильной ладони.
Нанетт наклонила голову:
– Я начала кричать, но мне велели умолкнуть. Нас искала толпа, мы были в опасности. Я даже не могла оплакать бабушку.
– Мне очень жаль, – прошептала Урсула.
– Послушай меня, – сказала Нанетт, проведя ладонью по лицу, как будто так могла стереть давнее воспоминание. – Нельзя верить никому из них. Даже Моркаму.
– Пообещай, что не пойдешь на гору одна.
Нанетт искоса взглянула на нее:
– Сможешь ускользнуть так, чтобы Моркам не узнал?
Урсула сжала руку матери:
– Смогу. Так и сделаю.
Нанетт кивнула и бережно закрыла книгу.
– Очень хорошо. Скоро, Урсула, мы должны будем пойти туда. Нельзя терять время.
7
Боясь, что мать попытается подняться к храму самостоятельно, Урсула договорилась с ней сделать это уже в следующую ночь. Это оказалось несложно. Моркам работал допоздна, и стоило ему положить голову на подушку, как он крепко засыпал до самого утра. Урсула дождалась, пока он захрапит, и выскользнула из-под стеганого одеяла в ночной холод.
Это напомнило ей о том времени, когда еще были живы дяди и сестры Оршьер втайне собирались, выходили из дома в темноте и возвращались в полном молчании. Нанетт уже собрала
