— В таком случае выходит, что тех, кто страдает бесплодием, нельзя считать людьми, — сказала Туи. — Однако это затрагивало бы огромное количество людей.
— Все, сдаюсь! — взмолилась я. — У меня сейчас голова взорвется.
— И у меня, — подхватил мой стон Ястреб.
Туи многозначительно улыбнулась:
— Вот, теперь вы понимаете, почему дебаты в классе были такими жаркими. Особенно с учетом христианской направленности всей дискуссии, заданной нашим учителем.
В темноте, сгущавшейся за узким кругом света, который отбрасывал костер, мне трудно было разглядеть лицо Мигеля, но я видела, что он сердито сжал свой деревянный крестик в кулаке. Сидевшие рядом Сокол и Ястреб были скорее задумчивы, чем раздосадованы. Маркус и Рэйвен вроде бы даже огорчились, что разговор оборвался, а ответа на поставленный вопрос так и не нашлось. В какой-то момент мне показалось, что Маркус хочет что-то добавить. Он чуть шевельнулся, однако его губы так и остались плотно сжатыми.
— Одну вещь я знаю наверняка. — Я решила взять слово и попытаться разрядить обстановку, чтобы нам не пришлось ложиться спать с тяжелым сердцем.
— Что именно?
— Не знаю, к какому виду нас следует отнести, — я обвела рукой сидящих вокруг костра членов Отряда, — но мы это мы, и мы принадлежим друг другу.
— Мы — икары, — улыбаясь, добавил Ястреб.
Отряд ответил Ястребу одобрительными кивками и нестройными возгласами согласия. Напряжение спало. Я понимала, что мы неизбежно вновь вернемся к этому вопросу и, вероятно, довольно скоро, но я сказала то, во что искренне верила всем своим существом, со всеми своими ДНК мутанта и что там еще было во мне такого неправильного. И я готова была защищать свое убеждение.
Проснувшись утром, Отряд обнаружил Маркуса, поглощенного работой над серией диаграмм, которые он чертил веточкой на песке. Рядом были разложены все семь комплектов наших хвостов.
— Улучшение аэродинамики, — коротко бросил Маркус сгрудившимся вокруг членам Отряда.
— Стоит попробовать, — согласился Сокол.
И Отряд дружно принялся воплощать идеи Маркуса, придумавшего, как улучшить форму хвоста и способ крепления его тесемками к ногам. Вначале Маркус наблюдал за друзьями с тихим удивлением, а затем с неким намеком на удовольствие.
Как только мы поднялись в воздух, стало ясно, что результат даже превзошел ожидания. По возвращении в лагерь Отряд осыпал Маркуса щедрыми похвалами. Для него это оказалось уже слишком. Как только мы отвлеклись на приготовление пищи, Маркус смущенно отошел в сторону.
Но Отряд не забьл о Маркусе. В последующие дни мы все чаще и чаще обращались к нему за советами. Сначала они касались технической стороны наших полетов, затем и многих бытовых вопросов, связанных с жизнью лагеря. Постепенно Маркус начал чувствовать себя все увереннее и увереннее, иногда он даже решался высказать предложение прежде, чем у него просили совета. Он все больше напоминал нам старшего брата — молчаливого, но внимательного присматривающего за младшими членами семьи. Однажды Туи не выдержала и со смехом сказала:
— Маркус, ты как старый мудрый филин: сидишь молча на своем камне, наблюдаешь за нами, помаргивая большими глазами, а потом как скажешь что-нибудь такое, с чем и не поспоришь.
— А ведь и верно, Маркус! — отозвался, тоже со смехом, Ястреб. — Кстати, как тебе имя? Не хочешь стать Филином?
Маркус задумался. Затем пожал плечами:
— Почему бы и нет? Новое имя — новая жизнь.
Отряд взорвался хохотом и дружными аплодисментами. Даже Рэйвен пару раз едва заметно кивнула. Новокрещеный Филин хлопал глазами, уголки его губ тронула легкая улыбка. Однако вскоре он отступил назад и, вернувшись на камень к Рэйвен, остаток вечера старался не привлекать к себе внимания.
Рэйвен же большую часть времени, свободного от полетов, проводила, практикуясь в искусстве каллиграфии. Китаянка бродила вокруг лагеря и с рассеянным видом чертила прутиком бесконечные иероглифы на пыльной земле. Она по-прежнему не говорила, однако всегда охотно откликалась на приглашение принять участие в изобретенной нами игре — трэшболе[17]. Причем все довольно скоро заметили, что та команда, к которой присоединялась Рэйвен, как правило, выигрывала.
— Ты как талисман, Рэйвен, приносишь удачу, верно? — смеясь, сказал Ястреб, когда они, торжествуя третью подряд победу, вскинули руки и шлепнули друг друга по ладоням. Китаянка залилась краской, и широкая улыбка осветила ее лицо. Никто из нас до сих пор не видел, чтобы Рэйвен так улыбалась.
— Все любят Рэйвен, — пробормотала я себе под нос. Мы с Туи, усевшись в сторонке от общего круга, приводили в порядок перья на хвостах, потрепанных за целый день полетов.
— Конечно, — откликнулась Туи, — она в нашем Отряде как младшая сестра. — Хотелось бы мне, чтобы моя настоящая сестренка была такой же аккуратной и спокойной. И тихой.
— Скучаешь? — спросила я.
— Да… — вздохнула она. — Впрочем, меня не особо печалит, что больше не нужно за ней присматривать. Мне бы за собой присмотреть. — Туи вновь принялась расправлять сбившиеся в комок перья.
— А Сокол? — спросила я, понижая голос и поглядывая по сторонам.
Два икара — Сокол и Ястреб — затеяли борьбу: они валялись в пыли, с увлечением тузя друг друга. Мигель и Рэйвен лениво катали мяч для трэшбола, дожидаясь, пока мальчики придут в себя и прекратят заниматься ерундой.
Не услышав ответа, я обернулась к Туи. На ее лице застыла загадочная улыбка.
— О, давай же, выкладывай, — шепнула я.
Туи оглянулась по сторонам и придвинулась поближе.
— Только не говори никому, ладно? Вчера я позволила ему поцеловать меня.
— Я тебе не верю. Чтобы он тебя поцеловал, да после не раструбил на всю округу? Не может быть!
Туи фыркнула и вскинула голову.
— Да и пожалуйста, и не верь!
— Когда? Как? Он первый сделал шаг? — Вопросы так и сыпались из меня.
— Вы все были заняты, мы пошли прогуляться. Шли, разговаривали о разных вещах, а потом он… ну, вроде как спросил, можно ли. Я сказала: «Да».
— О чем это вы тут, девчонки, шепчетесь? — спросил невесть откуда взявшийся Ястреб.
— О хвостах, — быстро нашлась я с ответом. — Перья постоянно сбиваются. И пачкаются. Особенно при приземлении — вечно цепляюсь хвостом за камни.
