Отряд стал собираться в дорогу.
Мы покинули утес и начали подниматься к облакам. Вскоре, пройда облачный слой, мы оказались в более спокойной зоне, где не было сильных турбулентных потоков.
Отряд построился походным клином. Пустельга, сверяясь с навигатором, руководила движением. Мы сделали небольшой разворот — маневр получился почти идеально, — и полетели по прямой. Казалось, ветер сам нес Отряд туда, куда было надо.
Войдя в ритм движения, я позволила себе расслабиться. Теперь, когда мы довели наши полетные навыки до автоматизма, полет стал для нас обычным делом, почти как ходьба. И хотя я устала, у меня открылось второе дыхание.
Я бросила взгляд на летящего рядом Сокола. Он снова был со мной, в безопасности. Его присутствие придавало мне сил.
Мои мама и бабушка говорили: «Kia kaha». На языке маори это означает «Будь сильной, не сдавайся».
Я вздохнула: «Ты же знаешь, Туи, чего ты хочешь. И ты намерена это получить. Мир — не то место, где тебе все поднесут в готовом виде».
После того как опасность миновала и Сокол вернулся ко мне, я наконец смогла открыто признаться самой себе, что его исчезновение даже на несколько часов оказалось для меня гораздо страшнее, чем то, что я пережила, когда у меня появились крылья, а ведь тогда я думала, что вся моя жизнь рухнула.
«Я скажу ему, что он для меня значит», — решила я. И снова бросила взгляд на Сокола. Он поймал мой взгляд и расплылся в улыбке. Меня затопила волна счастья. В последующие часы каждый раз, вспоминая этот взгляд, я чувствовала, как сладко замирает сердце.
Солнце клонилось к закату. Отряд продолжал лететь на запад. Облака под нами поредели, мы уходили от грозы, а раскаты грома становились все тише и тише. Однако после стольких часов полета на высоте я начала замерзать. Мне в голову пришла мысль, что, возможно, гипотермия станет еще одной из проблем, которую нам придется занести в наш и без того немалый список.
Вскоре облака совсем рассеялись, остались лишь отдельные скопления, похожие на клочки ваты. Теперь мы видели открывающийся под нами калифорнийский пейзаж — темный лес внизу и покрытые снегом горные вершины вдали.
— Солнце слепит, ничего не вижу, — пожаловался Сокол.
— Подлетаем к окраинам Лос-Анджелеса, — сказала Пустельга, — но смартфон вот-вот сдохнет — батарея на исходе.
— Давайте садиться, — сказала я. За время полета Отряд несколько раз перестраивался, и сейчас я оказалась в голове клина. — Впереди парк или что-то в этом роде. Снижаемся!
Походный клин распался. Делая круги. Отряд пошел на снижение. Надеясь, что никто из обитателей предместья Лос-Анджелеса в данный момент не смотрит в небо — все же мы были великоваты, чтобы принять нас за птиц, — мы один за другим опускались в зеленый массив. Сопротивление воздуха при посадке чувствовалось особенно сильно: после столь долгого перелета — дольше нам до сих пор не приходилось летать — натруженные мышцы давали о себе знать. Приземляясь на небольшой лужайке, мы поспешно уходили под прикрытие растущих поблизости деревьев.
— Где мы? — спросила я, сдвигая на лоб летные очки.
— Смартфон только что умер, — объявила Пустельга. — Знаю только, что мы в новом районе Лос-Анджелеса, сам город находится в той стороне. — Она показала пальцем куда-то за деревья.
Сокол с подозрением озирался по сторонам. Парк был абсолютно пустынным. Несмотря на сгущающиеся сумерки, фонари не горели.
— Странно, а куда подевались люди? — спросил он.
— Вечер рабочего дня, — ответил Ястреб, — вероятно, сидят по домам.
— Умираю с голоду, — заявил Сокол. — Давайте поедим.
— Сначала — укрытие, — сказал Филин.
Мы вышли из-под прикрытия деревьев и осторожно приблизились к асфальтированной дороге. Ни людей, ни машин по-прежнему не было видно. Вдоль дороги стояли отдельные коттеджи, но и они были погружены во мрак — ни единого освещенного окна.
— Что за чертовщина, куда мы попали? — спросила я.
Дорога сделала поворот. Ниже по холму мы видели ярко освещенные улицы Лос-Анджелеса, машины, людей, перед нами же еще примерно с полмили тянулись лишь темная аллея, покрытая асфальтом, и ряд странных немых домов, разделенных участками пустых газонов.
У меня по коже пробежал холодок. В голову полезли мысли о серийном убийце, который того и гляди выскочит из-за ближайшего куста. Но тут Мигель заметил установленный на обочине рекламный щит.
— Смотрите, там что-то написано. — Он ткнул пальцем в направлении ярко освещенного плаката.
Мы подошли поближе. Я прочла надпись вслух. Отряд разразился истеричным хохотом.
Веселые разноцветные буквы складывались в приглашение: «Квартал „Седьмое небо“. Добро пожаловать!» Ниже находился план квартала — просторный лесной массив, разбитый на жилые зоны с расположенными в них коттеджами, возле каждого коттеджа стоял комментарий: «Продано». «Свободен». «На стадии завершения: спешите купить, пока не поздно!»
— Так вот почему вокруг ни души — квартал еще не заселен! — хлопнул в ладоши Ястреб.
— Глянь-ка, чувак. — Я показала на большую оранжевую звезду в правом нижнем углу плана и надпись на ней: «Демонстрационный коттедж».
— То что надо, — удовлетворенно кивнул Ястреб. — Идем.
Коттедж, предназначенный для привлечения покупателей, был единственным освещенным домом во всем квартале. Когда мы подошли к нему, Ястреб первым делом проскользнул в сад и, отыскав выключатель, погасил свет. Коттедж погрузился во мрак и теперь ничем не отличался от остальных домов на улице.
Пустельга быстро справилась с замком и вошла внутрь.
— Никакой сигнализации, — мгновение спустя объявила она.
Ястреб осторожно переступил порог вслед за ней и с некоторым сомнением спросил:
— Почему ты так уверена?
— Во-первых, — загнула палец Пустельга, — никакого щитка возле двери. Во-вторых, никаких датчиков на самой двери. И в-третьих, если бы сигнализация была, мы уже знали бы об этом.
Мы сняли башмаки и оставили их у порога. Дом был нежилой, лишенный какой-либо индивидуальности и полный роскоши. Странно было ходить по сверкающему паркету, включать настольные лампы, задергивать занавески, словно мы здесь хозяева. За
