— Бабуля, он всего лишь несчастный испуганный пацан. — Теперь задрожал и мой голос. Мышцы спины свело от напряжения.
— Повернись. — Голос бабушки неожиданно окреп. — Дай мне взглянуть, прежде чем я уйду.
Я неохотно развернулся спиной к бабушке, но тут же рывком обернулся назад, услышав ее сдавленный возглас. Бабушка задыхалась.
— Abuelita[5], не уходи! — закричал я. Слезы жгли мне глаза. Бабушка смотрела мимо меня в пространство. Ее взгляд был полон страха и одновременно ликования. Пальцы судорожно перебирали подол ночной рубашки. Она прошептала три слова:
— Прости, Господи… ангел…
— Бабуля, бабуля, ты меня слышишь? — Я взял и свои ладони ее сухие натруженные руки. — Что ты видишь?
Бабушка нахмурилась, словно прислушиваясь к далекому голосу.
— Бабуля?..
— Мигель, мальчик мой… — Бабушка прерывисто вздохнула. — Господь… избрал тебя.
— Для чего?
— Я буду наблюдать с небес. — Она снова тяжело перевела дыхание. — Тебе… это будет непросто.
— Что я должен сделать?
Бабушка прикрыла глаза.
— Найди его.
— Я люблю тебя, бабуля. Не уходи! — умолял я ее. — Не оставляй меня!
— Найди… его…
Я услышал глубокий судорожный вдох. Последний выдох.
И бабушка ушла.
Глава 4
Мигель. Найди его
Похороны закончились. Я сидел на ступеньках церковного крыльца, уставившись в пространство невидящим взглядом. Земля продолжала вращаться, жизнь катилась привычной колеей, словно ничего не произошло. До самых похорон я так и не смог полностью осознать, что моя бабуля ушла, и лишь когда закончилась короткая служба и гроб с телом вынесли из церкви, я понял, что ее больше нет.
«Найди его».
Голос эхом отдавался у меня в ушах — едва слышный шепот, но в нем тонул гул запруженной машинами городской улицы.
«Найди его».
Священник вышел из церкви и взглянул на меня сверху вниз. Я инстинктивно расправил плечи и выпрямил спину, хотя короткие и легкие крылья были надежно скрыты под просторной рубашкой — моей лучшей рубашкой, вылинявшей лишь самую малость.
— Теперь он твой, — сказал священник и мягко вложил мне в ладонь бабушкин нательный крест. Мои пальцы крепко стиснули крестик, гладкая поверхность дерева была теплой. — Ты всегда был хорошим мальчиком, — добавил священник. — И всегда умел заботиться о других. Теперь твое будущее в твоих руках. Да благословит тебя Господь, сынок.
Он потрепал меня по плечу и ушел обратно в прохладный полумрак церкви.
Я медленно надел на шею бабушкин крестик на черной тесемке и побрел в нашу опустевшую квартиру. Бабушкино кресло выглядело покинутым. Смотреть на него было выше моих сил. Когда я взялся за кресло и потащил его к выходу из гостиной, мне показалось, что внизу, под сиденьем, приторочен какой-то предмет. Я положил кресло на бок и обнаружил под ним картонную коробку, прикрепленную скотчем. Длинная бахрома надетого на кресло чехла надежно защищала бабушкин тайник от посторонних глаз.
Я открыл коробку. Внутри лежал тщательно перевязанный бечевкой бумажный пакет. В пакете я нашел фотографию мамы, держащей на руках грудного младенца — меня. В то время мама была счастлива, замужем за моим папой, и у нее было все, чего только можно пожелать. Большие темные глаза сияли, она улыбалась, чуть склонившись надо мной. Пышные, вьющиеся крупными локонами черные волосы каскадом падали ей на плечи. Правый край фотографии, тот, где от нее оторвали кусочек, был неровным. На исчезнувшей части был изображен богатый белый американец — мой отец.
Под выцветшей фотографией я обнаружил наши с мамой паспорта — два американских и два мексиканских.
Я сидел на полу возле перевернутого кресла и крутил в руках свой американский паспорт. В голове начал вырисовываться план. Я так давно жил без отца, что уже успел забыть, что благодаря ему у меня есть американское гражданство.
В данном случае это оказалось более чем кстати.
Я отложил в сторону оба маминых паспорта. Кроме фото и паспортов в коробке лежал запечатанный бумажный конверт. Когда я вскрыл его, то от удивления едва не разразился проклятиями.
— Откуда это? — прошептал я, хотя в глубине души понимал: семьсот долларов США остались от мамы. Бабушка все эти годы хранила наше маленькое состояние в тайнике под креслом до того дня, когда оно понадобится мне больше всего.
Теперь я мог отправляться на поиски Тейлора. Но прежде чем уехать, надо было решить еще один вопрос.
* * *Последние несколько лет я работал на Хуана как охранник на его складе пиломатериалов и как личный посыльный. При этом Хуан прекрасно понимал, что я знаю: его бизнес — лишь прикрытие для темных делишек, гораздо более выгодных, чем заготовка пиломатериалов. Однако я никогда не лез в дела шефа, руководствуясь мудрым правилом: меньше знаешь, крепче спишь. И все же я не мог не замечать вооруженных до зубов «бизнесменов», которые частенько наносили визиты на склад, а также ящики и коробки, которые неизвестно откуда появлялись и затем неизвестно куда исчезали. Невольное участие в подобного рода делах даже в качестве наблюдателя было мне не по душе, и, будь в нашем городке другая работа для меня, я с радостью ушел бы от Хуана. Но по крайней мере, я мог рассчитывать на стабильную выплату жалованья — мой шеф всегда платил аккуратно и в срок. Хуан неукоснительно придерживался данного принципа, как я полагал, из чувства некой гордости, чего не скажешь о других нанимателях, с которыми мне прежде приходилось иметь дело. Кроме того, подобная щепетильность в финансовых вопросах была еще и способом щегольнуть тем, что у него никогда не возникает недостатка в наличке.
Сейчас мне нужны были все деньги, которые я только мог собрать. Хуан еще не расплатился со мной за последние две недели работы. Но на этот раз я желал получить причитающееся мне не в мексиканской валюте. Итак, настало время мне самому заключить небольшую сделку с моим криминальным шефом.
Я явился на склад с небольшим рюкзаком за плечами, в котором лежало все мое имущество. Я напялил пару дешевеньких очков в толстой
