– Тогда почему бы не позвонить тамошним бойцам прямо сейчас? – осенило Майкла. – Ну чтобы они успели приехать и помешать убийцам?
Взгляд, которым Хокинс одарил помощника, был до того уничижительным, что Купер невольно втянул голову в плечи, хотя пока еще даже не понимал, чем заслужил такую реакцию шефа.
– Ты, надеюсь, понимаешь, что поднимать на уши всю Юму – не самая лучшая идея? – произнес капитан. – Генерал не в курсе, что я прочел письмо от Сухацки, хуже того – он даже не знает, что это письмо пришло к нему на ящик. И после этого поднять на уши всю Юму? А если мы уже опоздали? Или, допустим, Сухацки отправил сообщение генералу и, получив отчет о доставке, тут же застрелился? Как мне тогда объясняться перед Тейлором?
– Но, сэр… Вы же сами сказали, что есть вариант позвать на помощь ребят из Юмы!
– Только в том случае, если мы сами убедимся, что еще не слишком поздно. Что есть шанс спасти Сухацки. Тогда и только тогда.
Они замолчали. Майкл глядел в окно на однообразные пейзажи, мелькающие снаружи, и думал о том, как ложь, даже во благо, рано или поздно выходит боком не только лжецу, но и человеку, которого он этим враньем пытался уберечь от дурных вестей. Стремление капитана отгородить быстрого на подъем Тейлора от опасности, которая может поджидать в доме Сухацки, казалась вполне логичным ходом. Вот только из-за того, что письмо майора улетело в корзину, так и не попавшись генералу на глаза, Хокинсу и его помощнику приходилось вдвоем ехать навстречу неизвестности. Что они обнаружат в берлоге очередного предателя? Труп майора? Изможденного, привязанного к стулу майора и десяток вооруженных солдат в форме Синдиката? Или, может, на сей раз…
– А если его похитят? – спросил Майкл.
– Ты про Сухацки?
– Ну да, про него. Может ведь он зачем-то понадобиться тем, кто его перекупил?
– По правде говоря, я очень сомневаюсь, что названные тобой перекупщики захотят возиться с майором. После того, как Сухацки сознался Тейлору в предательстве, он для них стал, по сути, бесполезен. Да, ранее он приносил пользу, но теперь это – отработанный материал, от которого надо избавляться, пока не навредил. Ну, в общем, чисто теоретически похитить его, разумеется, могли, но фактически…
– Я вас понял, сэр, – сказал Купер задумчиво.
К логике капитана было действительно трудно подкопаться. Может быть, конечно, у Майкла котелок еще плохо варил спозаранку, но изъянов в ответах шефа помощник не видел. Письмо в итоге попадет в нужные руки (пусть и с опозданием), генерал не подвергнет (в который уж раз?) собственную жизнь опасности… В общем, все было бы просто замечательно, если бы при этом Майклу и его шефу не пришлось рисковать собственными жизнями.
«Возможно, в Южном Бронксе и не так уж плохо жилось, – подумал Купер, глядя через лобовое стекло на приближающийся контур Финикса. – По крайней мере там тебя не пытались убить каждый божий день!»
* * *Сухацки с трудом продрал глаза, залитые кровью из рассеченного лба, и уставился на стоящего перед ним мужчину в черной толстовке и черных же трико. Лицо парня показалось майору смутно знакомым, но он не мог припомнить, где его видел. А может, Сухацки ошибался? Подобного типа физиономии, без ярко выраженных дефектов в виде родимых пятен и шрамов, встречаются сплошь и рядом и тут же забываются – как раз из-за отсутствия каких-то запоминающихся деталей.
Сухацки попытался пошевелить руками и ногами – безрезультатно. Парень в толстовке крепко привязал пленника к стулу.
– Что вам от меня нужно? – сипло дыша, выдавил майор.
Каждый вздох отдавался страшной болью: наверное, незнакомец переломал ему все ребра. Сухацки плохо помнил, что творилось ночью. Майор имел глупость нажраться и признаться генералу в предательстве, правда, сделал он это не в личной беседе, а всего лишь жалким сообщением на электронную почту, о чем сейчас несказанно жалел. Несмотря на жуткий бодун, который слегка отвлекал от последствий избиения, Сухацки догадался, что гость пожаловал к нему как раз таки из-за пресловутого письма. Иных грехов в отношении перекупившей его стороны майор, хоть убей, припомнить не мог.
– Уже, собственно, и ничего, – пожал плечами незнакомец. – И с чего вдруг у тебя совесть проснулась?
– Вы перешли все границы! – свирепо прорычал Сухацки. – Десять наших…
Звонкая пощечина оборвала его спич на середине. Майор замотал головой, пытаясь вновь сфокусировать взгляд.
– Нельзя постоянно перебегать из одного лагеря в другой, – зло прошипел незнакомец. – Ты знал, на что шел. И мог бы жить себе, припеваючи, еще много-много лет… но нет же! Тебе понадобилось загладить вину перед генералом, предупредить его! Но даже в том проклятом письме ты побоялся рассказать всю правду.
В руке незваного гостя, будто по мановению волшебной палочки, возник пистолет. Миг – и в левой столь же неожиданно появился глушитель. Сухацки, не совладав с собой, шумно сглотнул набежавший в горле ком, чем вызвал у незнакомца смех.
– Что, храбрости в тебе явно поубавилось, да, майор? – сказал он, презрительно глядя на пленника сверху вниз.
– Я… – Глаза Сухацки лихорадочно бегали, а язык то и дело скользил по вечно высыхающим губам. – Черт, да это же… это просто вонючий имейл… Я могу сказать, что был пьян… отбрехаться…
– До чего же ты жалок… – раздраженно процедил незнакомец, накручивая глушитель на ствол. – Смерть уже стоит рядом, уже занесла косу, но ты не можешь принять ее достойно, как подобает офицеру – тебе надо извиваться ужом на сковородке… пытаться выкрутиться… пока бьется сердце, есть шанс спастись…
Не удержавшись, он плюнул в лицо Сухацки, и тот зажмурился и поежился от омерзения… а потом затрясся и заплакал.
Незнакомец стоял и удивленно смотрел сверху вниз на сорокалетнего широкоплечего мужика с двухдневной щетиной и проседью в черных волосах, который всхлипывал, точно маленькая девочка. Люди в Кувейте, Иране, Афганистане шли под пули, люди умирали, лишь вскрикнув напоследок, а майор, оказавшись у последнего порога, рыдал и поливал слезами китель с символикой Легиона – армии, которую он предал давным-давно, заглушив не в меру требовательную совесть ворохом мятых баксов.
Не в силах больше смотреть на этот позор, незнакомец приставил пистолет
