– А почему противилась? Привидений боишься?
– Нет, врать не люблю. У мамы и правда был дар: она умела читать мысли. Не как экстрасенс, скорее как мой папа за покерным столом. Впрочем, в «Двух Эль» можно было обойтись и без этого. Когда женщина садится к парикмахеру, надо только слушать. К окончанию процедуры ты уже точно знаешь, что ее тревожит и что она хочет услышать с того света. Все остальное – салонные фокусы.
Такое описание маму покоробило бы. Она постоянно с пеной у рта доказывала, что не обманывает людей, а помогает им; иными словами, делает богоугодное дело.
Руби неоднократно видела эти ее представления. До открытия салона мама устраивала сеансы дома. Основную массу клиентов составляли соседи, но время от времени заглядывали и белые посетители, которым ее рекомендовал кто-нибудь из прислуги. Для них она устраивала целый спектакль: играла голосом, подвывала, щелкала суставами на ногах, изображая призрачные шорохи. В рукаве она прятала линейку, с помощью которой шатала стол, при этом держа ладони на виду. По окончании мама часто смеялась, мол, какие эти люди все-таки легковерные. Убежденность белых в том, что негры обладают волшебным даром, казалась ей самым диким суеверием. В конце концов, колдовство упоминается даже в Библии, значит, оно существует, следовательно, думала Элоиза Дэндридж, как и любая другая форма власти, сосредоточено в руках сильных. Так что настоящий волшебник, по всем признакам, должен быть белым человеком, причем непременно знатного происхождения – из тех, чьи предки носили напудренные парики.
Руби не спорила, но все равно недоумевала: а темнокожие клиенты разве не такие же доверчивые? Нет, возможно, мама делала различие между незнакомцами, которых она дурила, и друзьями, которым она в самом деле помогала, но Руби не знала, где проходит эта грань, а учиться отказывалась. Чем дальше, тем больше мама злилась. Она называла дочь неблагодарной дурой: как это, не продолжить дело матери, упустить такой шанс?! С таким отношением ничего в жизни не достигнешь.
– Ну и пусть! – огрызнулась тогда Руби. – Пусть я ничего не достигну. Зато когда настанет мой черед предстать перед Иисусом, мне хотя бы не придется объяснять, почему я обманывала людей, прикрываясь Его именем.
Заиграла новая композиция, и Руби очнулась. Оказалось, что все это время она сидела, будто застыв, глядя в стол.
– Извини…
– Все в порядке, – ответил Калеб.
Она подождала, не скажет ли он что-то еще – что-нибудь теплое, мол, я тебя понимаю. Но он просто смотрел на нее с какой-то странной заботой, и ей подумалось, может, у них и правда есть нечто общее.
Руби допила коктейль, встала и протянула Калебу руки.
– Все, уже почти Новый год. Я хочу встретить его в танце.
* * *Из клуба вышли в два часа ночи и направились к автомобилю. Улочки опустели; они останавливались, целовались и двигались дальше. Руби смеялась и, нетвердо стоя на ногах, висела на Калебе Брейтуайте.
Его «даймлер» был припаркован под фонарем перед темными витринами. По сторонам от автомобиля стояли двое белых парней и пытались заглянуть в салон. Завидев парочку, они распрямились. У того, что стоял на тротуаре, был пистолет. У Руби внутри все сжалось.
Парень с пистолетом вскинул подбородок.
– Твоя тачка, шеф?
– Да, моя, – с нажимом сказал Калеб.
Руби вцепилась ему в руку, безмолвно умоляя не геройствовать перед ней, но он спокойно высвободился и с холодной усмешкой шагнул к бандитам. Такое впечатление, будто смертельная угроза его забавляла. Руби захотела убежать, однако в голове всплыла гадкая мыслишка: если Калеба застрелят, им будет не до нее, и она по-тихому скроется. Рука тем временем сама собой полезла в сумочку, где нашарила рукоять ножа, который Руби всегда носила для самообороны.
Бандит навел пистолет на приближающегося Калеба.
– Гони ключи и бумажник, – потребовал он. – Дважды повторять не буду.
– Верно. Не будешь, – ответил Калеб.
На лице стрелка мелькнуло удивление. Видимо, от мороза патрон заклинило.
– Чего ждешь? – спросил его напарник, стоявший на проезжей части. – Пристрели уже ублюдка!
Но выстрела все не было, и тот сам пошел к Брейтуайту. Калеб поднял руку ладонью вперед, и грабителя будто ударило в живот тяжелой гирей. Он подлетел и бесформенной кучей приземлился на противоположной стороне улицы.
Стрелок боролся с пистолетом уже двумя руками.
– Отпусти меня, пожалуйста, – взмолился он, как будто это у Брейтуайта было оружие.
Калеб подошел к нему, осторожно отнял пистолет, взвесил его на ладони. Кивнул головой, и бандит отшатнулся назад, будто марионетка, отпущенная с веревочки.
– Теперь беги, – приказал Брейтуайт.
Тот рванул так, что пятки засверкали. Калеб поднял свободную руку, сжал в кулак и как будто швырнул ему вслед снежок. Бандит почти добежал до поворота, и вдруг упал лицом на асфальт, немного проехался по скользкому тротуару. Быстро вскочив, он с криками убежал в ночь.
Руби, которая, затаив дыхание, следила за сценой, хрипло выдохнула.
– Можешь расслабиться, все позади, – сказал ей Брейтуайт и выбросил пистолет в сливную решетку.
Он с улыбкой шагнул к ней, но она отскочила и, выхватив нож, выставила его перед собой. Выглядело это смехотворно.
* * *Руби пришла в себя только в машине.
– Что это было?
– Ничего особенного. Они нас недооценили. Остальное доделала природа.
– Нас? Я просто стояла.
– Ты здорово держалась. Знаю, тебе хотелось убежать, но в этом случае тот парень тебя бы пристрелил, и, боюсь, я не успел бы ему помешать.
Она почувствовала в его голосе лесть, и страх сменился раздражением.
– Кто ты такой?
– Думаю, тебе и так понятно. Другое дело, что мы по-разному это называем.
Они ехали по Лейк-шор-драйв. Руби смотрела из окна на проносящиеся мимо фонари.
– Я хочу домой, – сказала она.
– Позволь сперва спросить. Ты довольна своей жизнью?
Руби непонимающе воззрилась на него.
– Чего?
– Я ведь не
