– Ага, конечно, прям два сапога пара.
– Поверь, я знаю, каково это, когда от тебя только требуют и никто не спрашивает, чего хочешь ты.
– Ну, а мне-то что с того?
– Ты хотела узнать, о чем я мечтаю. А я ответил, что пока не решил. Это правда. Я уже близок, но мне нужна помощь. Причем довольно специфическая и от специфического человека.
– Ты предлагаешь мне работу?
– Ты, кажется, жаловалась, что тебя уволили?
Руби подозрительно сощурилась.
– И что за работа?
– Интересная. Горных видов не обещаю, зато ноги уставать не будут.
Руби скрестила руки на груди.
– Ты что, за дуру меня держишь? Это не ответ.
– Прости, что говорю загадками. Просто работа в самом деле необычная, к тому же требует секретности, поэтому прежде чем обсуждать подробности, я хочу показать, что ты получишь взамен.
– И что же?
– Свободу распоряжаться своей жизнью.
– Свободу, говоришь? – фыркнула Руби. – Ты собираешься платить мне свободой?
– Почему? Деньгами тоже.
– И как ты себе это представляешь?
– На слово ты мне не поверишь, поэтому нужно продемонстрировать. Рискни, доверься мне. Думаю, ты останешься очень довольна; в противном случае, если ты решишь, что такая работа не для тебя, то всегда сможешь уйти.
Они свернули с набережной и ехали теперь по району ХайдПарк. Брейтуайт свернул во дворик, окруженный таунхаусами.
– Где мы?
– Тоже отцовское наследство. – Брейтуайт заехал за один из домов, но мотор глушить не стал. – То, что я тебе покажу, внутри. Надо зайти в дом. – Он положил руку на рычаг переключения передач. – Или, если не хочешь, могу сейчас же отвезти тебя домой.
Домой – самый благоразумный вариант. Еще благоразумнее, пожалуй, было бы выскочить из машины и, как тот стрелок, с криком убежать в ночь. Вот только к чему?..
Свой вопрос она услышала как бы со стороны:
– Если мне не понравится, я смогу уйти?
– В любое время, – пообещал Брейтуайт.
– И что от меня требуется?
– Для начала согласиться.
– Хорошо. Показывай.
* * *Она проснулась с гудящей головой, а простыня под ней была скользкой и кровавой.
Утреннее солнце медленно заползло на кровать и резало глаза. Руби зажмурилась крепче и попыталась вновь провалиться в сон, но солнце не отставало. Лучи жгли щеку и шею, ставшие чувствительными из-за чудовищного похмелья.
Со стоном она перевернулась на спину и попыталась сесть. Никак не удавалось зацепиться. Простыня была как будто в чем-то теплом и скользком. По мере того как к Руби возвращалась способность соображать, пришла и пугающая мысль. Она открыла глаза. Больно ударило солнце и снова заставило зажмуриться. Но перед этим она увидела, что все постельное белье алое от крови.
Господи Иисусе! Руби в панике скатилась с кровати лицом вниз и начала спихивать с себя кровавое одеяло. Сердце отчаянно колотилось.
«Это ведь не моя кровь, не моя, – думала она и молилась, чтобы так оно и было. – Не моя, тогда чья? Я что, убила кого-то?»
Она попыталась вспомнить, что случилось накануне ночью, но в памяти всплыло только одно: Руби сидит за столом напротив Калеба Брейтуайта, а тот ставит перед ней флакончик с красной жидкостью. Она чувствовала, что этим дело не кончилось и что последствия она испытывает сейчас, но больше ничего вспомнить не получалось. В голове эхом звучало наставление матери: не позволяй малознакомому мужчине смешивать тебе напитки.
Не разлепляя глаз, Руби встала, на ощупь нашла открытую дверь и ступила в прохладную темноту. Наткнулась на раковину, открыла краны и плеснула водой в лицо и на грудь. В голове прояснилось, и снова накатила паника.
– Господи, господи, господи… – бормотала Руби, склонившись над раковиной.
Она наконец открыла глаза, посмотрела перед собой, и из темноты ей навстречу выплыло перекошенное от страха бледное женское лицо.
Руби завизжала.
* * *На какое-то мгновение сознание, видимо, отключилось, потому что Руби вновь была в спальне. Убегая из ванной, она захлопнула за собой дверь, всю внешнюю сторону которой занимало зеркало. И в нем тоже отражалась напуганная белая женщина.
Руби опять завизжала; женщина в зеркале тоже. Руби зажала себе рот руками; женщина повторила движение один в один. Вывод: белая женщина – это и есть Руби.
Крови на ней не было, просто на плечи ниспадали длинные, слегка вьющиеся огненно-рыжие волосы, а руки – и в чуть меньшей степени грудь и плоский белый живот – были усыпаны веснушками. Между ног прятался рыжий бобрик – под таким непристойным углом казалось, что пониже живота свернулся клубочком какой-то зверек. Руби оторвала взгляд от зеркала и увидела, что это ее лоно и ее «зверек». Взвизгнув, она резко отшагнула назад, словно хотела покинуть чужое тело, и стала бить себя по щекам, приговаривая:
– Проснись, проснись, проснись!..
Бесполезно: в зеркале по-прежнему отражалась белая девушка, только теперь ее лицо пошло красными пятнами.
Перед Руби встал выбор: либо сойти с ума, либо приспособиться к сложившемуся положению. Как дочь Элоизы Дэндридж, она решила приспособиться.
И усилием воли заставила себя отвернуться от зеркала. Дотронулась до простыни, скользкой и алой. Атлас. Хотя Руби никогда не доводилось спать на атласных простынях, как-то она видела их у женщины, в доме которой убиралась. Она осмотрела спальню. Справа от ванной стоял комод, на нем лежал комплект нижнего белья и пара красных туфель. На двери в дальнем углу висели плечики с зеленым платьем.
Окно второго этажа выходило во двор, окруженный другими двух- и трехэтажными таунхаусами. Перед домом стоял серебристый седан с закопченными стеклами. При виде его всплыли новые воспоминания о вчерашней ночи, и еще больше захотелось бежать.
Руби подошла к комоду. В спешке махнула рукой на чулки и невесомый кружевной пояс с подвязками, надела только трусики, при этом стыдливо отведя глаза. С бюстгальтером пришлось повозиться: новые груди были меньше и непривычной формы. Платье