Когда мы наконец подъехали, наш помощник, указав нам на Дервиша, сказал, что это тот самый человек. Затем он обратился к нему и принялся объяснять, что мы прибыли из того самого города и наверняка сможем помочь ему, если он сможет толково сказать, чего же ему нужно. Однако тот, похоже, понял только часть, и то с большим трудом. Видя это, я сказал, что попытаюсь сам поговорить с ним, и пригласил всех в уютную беседку, где задал ему все тот же вопрос: кто он и откуда? Сильно напрягаясь, будто с трудом подбирая слова, он повторил, что прибыл из-за моря с далекой земли, однако о том, кто он, не сказал ни слова. Когда же я спросил, куда он идет и какой помощи хотел бы от нас получить, он вдруг оживился и разразился длинной речью из тех самых странных звуков. Причем звуки эти оказались гораздо более странными и невообразимыми, чем мы себе представляли. Мы никогда не слышали ничего подобного и не могли даже подумать, что человеческое горло и язык способны исторгнуть такое, ибо эти звуки не были похожи вообще ни на что и совершенно чужды нашему слуху. К тому же издавал он их без всяких перерывов и промежутков, да еще и с одной монотонной интонацией, что было уж совсем непривычно и начисто сбивало с толку. Но мои надежды не были обмануты: вслушиваясь в эту какофонию, я, как и ожидал, постепенно начал разбираться в ней и через некоторое время стал понимать, о чем он говорит.
– Строя из света точное подобие своего сознания, мы бросали его в самые разные и отдаленные уголки безбрежья, используя пути сквозь бесконечность, доступные лишь этому лику света, многократно сокращая его путь. Свет этот, проникая в материалы, пропитывал их нашим сознанием, читая их восхождение от самых истоков и далеко в грядущее – до того последнего момента, когда они превратятся в другое. Это позволяло нам прозреть глубокое прошедшее и далекое грядущее миров, построенных из них. Свет проникал в существ, населяющих эти миры, пропитывая их сознание нашим сознанием, оно же затмевало их сознание и превращало их в нас в их обличье. Это помогало нам познавать весь путь восхождения этих миров и их живого от рождения до угасания. Это познание позволяло нам строить подобия облика и сознания тех, кто жил в этих мирах в прошедшем и в грядущем, воссоздавая их в точности со всеми жизненными проявлениями. Они же, в свою очередь, давали нам почву для дальнейшего, более глубокого познания их миров и их самих, проникновения в самые основы их бытия и в самую суть проявлений их разума – этого великого феномена бытия, постичь который – наша главная цель. Одновременно мы строили подобие сознания тех, кто носил в себе наше, а затем по наведенным мостам призывали его в себя. В итоге получалось, что мы менялись сознанием с ними, не теряя при этом своего. И хотя каждый из нас на время становился другим, такой обмен был обоюдно полезен и выгоден, ибо многократно увеличивал плодотворность нашего познания. В некоторых мирах, явивших наиболее благодатную почву для познания, мы образовали поселения, которые позволили нам расширить поле наших поисков, и ваш мир – ярчайший среди них. С помощью передачи и обмена сознанием мы вступили в сношения и союзы со многими расами безбрежья. Правда, были среди них и такие, которые проявили к нам враждебность, совершенно непонятную для нас, ибо мы никому не несем и не желаем зла. И нам не раз пришлось поплатиться за наши стремления. Однако и эти моменты нельзя было считать бесполезными, ибо враждебность тоже проявление разума. А если принять во внимание далеко не малое разнообразие ее побуждений, этот опыт в постижении разума также не является лишним.
Но однажды мы сделали то, чего нам не нужно было делать. Мы попытались проникнуть в сознание пожирателей сущности. Обычно эти проникновения в чужое сознание проходили незамеченными для его обладателей, и они, даже после возвращения им их сознания, так и не понимали, что же с ними произошло. Однако эти существа, и мы этого не учли, по-видимому, обладают какими-то особыми чувствами, позволяющими им распознать подобные вмешательства. И они не замедлили использовать наш способ познания для своей пользы и против нас. Они не подали виду, что разгадали наши намерения, и допустили нас в свое сознание, но лишь в какие-то темные его тупики, поставив там непостижимые зеркала, в которых мы видели именно то, что рассчитывали увидеть, хотя это были лишь умело построенные иллюзии. Усыпив таким образом нашу осторожность и теша нас бесполезными картинками, они сами проникли глубоко в наше сознание, ища в нем пути достижения своих ужасных целей. И они в конце концов их нашли. Они стали посылать в наше сознание, будто бы из глубин безбрежья, жуткие нагромождения картин, противоречащих друг другу и всякой гармонии, расстраивающие логику мышления и доводящие сознание до смятения. Когда же оно теряло способность правильно воспринимать то, что происходило вокруг, они посылали в него какой-нибудь невразумительный кошмар, побуждая его к защите от неведомой угрозы. И несчастное замороченное и вусмерть перепуганное сознание, уже с трудом оправдывающее свое название и неспособное четко выстроить защиту, слепо и истошно взывало к внутренним силам, таящимся в глубинах плоти и построений ее материалов. И эти силы, одновременно вырываясь из всех своих тайников, сливались в неуправляемую вспышку невероятной мощи, испепеляя плоть и превращая ее жизненные соки в яды и миазмы. Эта неудержимая волна смерти разрушала единство плоти и сущности, изгоняя последнюю из ее обители, что и было
