Отшельник ловкими взмахами надрезал шкуру, уцепился руками за отвернутые края и без видимых усилий стянул сплошным чулком, обнажая еще живое и подрагивающее мясо. Макс же лишь испуганно покосился, набивая магазин патронами.
– Позвольте взглянуть? – поднялся брамин рассматривая издали недоразвитую лапу, растущую из спины собаки. – Очень, знаете ли, интересно, опорно-двигательный аппарат – кости, суставы – присутствует или конечность просто висит на жилах?
Отшельник, замерев с ножом в руках, обернулся на голос и как-то недобро сверкнул глазами:
– Ты старик из тех, что носят серые одежды и алчут знаний, и чем оных больше, тем более алкаете вы их. Твой грех – гордыня. Но ты уже наказан постоянной жаждой постичь все сущее… а Он видит все, видит твою душу, – пророкотал Отшельник, и бетонный свод ответил коротким эхом.
– Так можно?.. – перепросил невозмутимый Крушинин.
– Смотри.
Старик принялся рассматривать тушу, тыкать пальцами, поворачивая на свет костра.
– А вы здесь живете? – подала голос Симка, бесцеремонно сграбастав какие-то тряпки с железной кровати, уложив их подле костра и усевшись сверху.
– Верно, дитя. Но это мое временное пристанище, – он оттолкнул крутящегося под ногами брамина, срезал несколько кусков мяса с туши, поискал взглядом, куда бы положить. Симка подскочила, сбегала к кровати и принесла большую сковороду.
– Благодарю, дитя, – он сложил мясо на сковородку. – У меня нет дома, мир – мой дом. Я иду по следу армии Сатанаиловой, уничтожая его приспешников, где бы то ни было. Я странствую.
– Вы исповедуете… – вклинился брамин.
– Я исповедую господа нашего! – взревел Отшельник, наступая на брамина. Макс подскочил с заряженным автоматом, но хозяин шагнул мимо опешившего Крушинина и размашистым шагом скрылся за незамеченной до этого дверью. Держа автомат наготове, Адвокат пошел следом.
За дверью оказалось еще большее помещение с арочным потолком, в конце которого Отшельник с чем-то возился. Сквозь проем проникало недостаточно света от костра, всего не разглядишь. Одна за другой вспыхнули масляные лампы, затем Отшельник зажег факелы, стоящие по краям чего-то массивного, прятавшегося во тьме.
– Боже правый, – тихо проговорил брамин, вынырнувший сбоку. Отшельник же бухнулся на колени у пьедестала из бетонных блоков и торчащей пучками арматуры с насаженными головами мутантов. А в сердце конструкции поблескивал начищенный до блеска автомат.
– Когда-то я был узником Берилага, – гулко рокотал голос Отшельника. – Прикован цепями к смердящей клети со свиньями, истязаем душой и телом… Каждый вечер приходил надсмотрщик и стегал мою плоть плетьми и всячески унижал…
Максим, глядя на стоящего на коленях и бормочущего хозяина парковки, окончательно убедился что перед ним псих, он взвел затвор, готовый стрелять при первом же поводе к этому.
– …надсмотрщик любил сыграть в игру: девять негодных патронов и один боевой заряжать в магазин, и по очереди, – Отшельник сложил руки, будто держит оружие, оттянул затвор, поводил невидимым автоматом, выбирая мишень:
– …щелк, хырс-хырс, щелк, хырс-хырс, щелк. Я молил господа об избавлении день и ночь. День и ночь кому-то доставался хороший патрон, звучал выстрел, и несчастный падал в испражнения под ноги свиньям, обретая вечный покой, входя в райские кущи прощенным ото всех грехов праведным мучеником… Грех зависти обуял мою жалкую душу, и я возжелал такой участи, стать мучеником, освободиться от мирского бремени.
Безумец затих, сгорбившись, будто погрузившись в воспоминания.
– Шизофрения, определенно отягощенная психозом шизофрения… – бормотал себе под нос Крушинин, осматривая алтарь с головами и автоматом на почтенном расстоянии.
– А чего это он?.. – Симка подергала Макса за руку.
– Крыша потекла.
Отшельник дернулся, встал, отряхнул свои лохмотья, принялся подливать топленый жир в чадящие лампы, согнутые из жестяных банок:
– Дни, месяцы, годы… но господь услышал меня. Свинья, к которой я был приставлен, опорожнилась патронами, вы можете себе представить? В зловонной куче лежали восемь патронов, и каждый был отмечен огненными письменами: чревоугодие, блуд, гнев, сребролюбие, печаль, тщеславие, гордость и уныние.
Он потянулся к алтарю и вынул АК, повернулся к гостям, демонстрируя его, словно ребенка, и нараспев произнес:
– И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут, записанными в книге…
– Это… э-мм, – силился вспомнить Крушинин, хлопнул себя по голове, – Книга пророка Даниила! Но отшельник его не слушал, а наводил автомат Калашникова на своих воображаемых мучителей и снова убивал:
– Я казнил их за грехи: похоть – пых, чревоугодие – пых, лень – пых… А вот это – он потянул шнурок на шее, вытянув привязанный патрон калибра семь-шестьдесят два, – это мой грех, уныние. Архистратиг коснулся меня своим крылом, даровав свой меч, и я поклялся нести смерть и гонения приспешникам Нечистого, за что был наделен благодатью не страдать от стужи и огня, тело мое налилось статью и силой, а раны исцелялись за одну ночь. Я меч господень, и я караю, – он посмотрел на хмурого Макса в упор:
– А когда войско диаволово будет истреблено, карающий меч, «Азъ воздам!», и падет меч карающий на головы грешников, а пока… – Отшельник будто окаменел, по лицу пробежала судорога.
– …вы наверняка голодны? Так будем же есть и пить!
Максиму эта идея понравилась, хотя кое-как прожаренная собака сильно воняла горелым на сковороде. Брамин брезгливо отодвинулся и принялся изучать книги в углу. Лицо его просветлело, когда он заметил потрепанную Библию.
– Ну-ка, проверю, и себя, и его… А вера, знаете ли, действительно иногда творит чудеса, и раны заживают быстрее, и по снегу хоть босиком ходи.
– Да мутант он, – взглянув на сестру, поедающую без особого аппетита после вкусной кормежки Полиса собачий окорок.
– Ну, нет… Взрослый организм не мутирует. Просто повезло ему выскочить из Берилага зимой, когда пыли в воздухе нет, и каким-то чудом обойти зоны повышенной радиации.
– Чудом, потому что Господь ведет меня! – подтвердил Отшельник, крепкими зубами, без малейших признаков лучевухи, отрывая куски мяса. – И я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны. Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи, и помрачилось солнце и воздух от дыма… И вышла из него саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы.
Брамин открыл Писание в конце, безошибочно определив, что неизвестный шизик с отличной памятью говорит сейчас речами Иоанна Богослова. Мог бы и сам по памяти воспроизвести целые куски этой книги Апокалипсиса, проповедники метрополитена так и сыпали цитатами оттуда, притворяясь истинными пророками для
