Он улыбнулся еще шире.
– Отлично.
– Но только, – продолжала я, стараясь говорить спокойно (лучше, конечно, было бы придать голосу зазывность, но этого совесть уже не позволила), – мне надо выполнить срочное поручение, а вам – закончить бочку. Дайте мне бадейку, и я вернусь через час, и тогда смогу быть… щедрой.
Улыбка бочара немного померкла.
– Сперва ты будешь щедрой, потом отдам бадейку, – победно объявил он.
– Она нужна для моего поручения. Но я оставлю вам бусину вампума и маленький задаток.
Я оглядела улицу – она была пуста. Тогда, понимая, что это глупо – но необходимо, – я нагнулась и приподняла подол. Можно было не говорить ему, чего недостает – чулок и нижней юбки. Вряд ли он часто видел женские щиколотки, а уж тем более икры, я же показала ему ногу до колена. Бочар тут же притянул меня к себе; сквозь одежду чувствовалось, как у него встает. Я изобразила улыбку. Он больше не казался мне красавцем.
– Мне приятно будет расщедриться для вас, – шепнула я и поцеловала его в щеку. Буэ.
Бочар так расцвел, что я даже испугалась: неровен час он в меня влюбился. Ответив на мой поцелуй, он отпустил меня и сказал строго:
– Только чтоб точно вернулась.
– Душой клянусь.
Он отдал мне бадейку. Я поблагодарила его улыбкой и быстро пошла прочь. Сердце стучало так, что я чувствовала его пульсацию в горле.
Читатель, по счастью могу сообщить тебе, что следующий этап моего задания обошелся без происшествий, хотя жара меня, конечно, заколебала утомила. Мне надо было пройти по Уотертаунской дороге (теперешней Массачусетс-авеню) до определенного поворота, где она пересекала ручей, и дальше вдоль него до валуна. Проще простого. Удивительно было узнать валун в мире, где все остальное было таким непривычным.
На рытье ямы ушло больше времени, чем я ожидала, возможно, из-за усталости после трудного дня, к тому же я занозила черенком лопаты кожу между большим и указательным пальцами. По ходу дела мне попалась индейская мусорная куча – раковины устриц и других двустворок. Я поставила бочонок на дно, закидала землей с ракушками и притоптала, как могла. Затем с лопатой в руке (и слоем грязи на лице, руках, юбке и башмаках) я вернулась в поселок, а оттуда вдоль западной стены, держась как можно дальше от бочарной мастерской, заспешила к переправе.
Мне снова повезло: паром стоял у этого берега. Однако мне нечем было заплатить за переправу.
Кроме обещания быть щедрой. Очевидно, все встреченные сегодня мужчины по осанке видели, что я не зашнурована – отсюда их смущение. Быть может, удастся этим воспользоваться и в случае с паромщиком?
Однако надо было принять в расчет его младшего брата. Младший на меня не пялился – может, девушки его не привлекали. Или он был близоруким. Или рьяным пуританином. В любом случае он был помехой.
Я подошла прямиком к старшему брату и сказала с улыбкой:
– Теперь мне надо обратно на ту сторону.
Парень чуть покраснел, и я поняла, что он у меня в кармане.
– Добрый день. – Он протянул руку. – Давай плату.
– Я думала, что первый раз заплатила за переправу в обе стороны.
Он легонько мотнул головой:
– Кто сказал тебе такую неправду?
– Так было на переправе у меня дома в Англии. Я в Америке недавно и часто ошибаюсь. Если бы я догадалась спросить, наверняка хозяин дал бы мне больше денег на дорогу.
– Твой хозяин без твоих вопросов знал, сколько стоит переправа. – Парень скользнул взглядом по моему скрытому одеждой, но незашнурованному торсу и вновь посмотрел мне в лицо. – Мне не нравится, как твой хозяин с тобой обходится, – тихо проговорил он.
Я заставила себя покраснеть (до той минуты даже и не знала, что это умею).
– Такова моя нынешняя участь. Мне очень стыдно, что я не узнала, сколько стоит переправа, но очень прошу сегодня меня перевезти. Следующий раз я буду с деньгами.
Я постаралась изобразить жалобный взгляд бедной-несчастной девушки, чувствуя себя идиотски и радуясь, что Тристан этого не видит и не станет меня поддевать.
Паромщик задумался на мгновение, затем убрал весло, впуская меня в лодку.
– Садись, – сказал он разом ласково и недовольно. – С братом я это улажу. Но смотри, чтобы твой хозяин не вздумал нас снова морочить.
– Морочить?
– Он отлично понимает, что делает, отправляя полуодетую служанку как… товар.
Я покраснела еще сильнее, на сей раз непритворно.
– Мне удивительно это слышать. Я поговорю о нем со священником.
Паромщик одобрительно кивнул… и улыбнулся прежней робкой улыбкой. До чего мило: он позволял себе пялиться на меня, только если точно ни на что не рассчитывал.
Обратно через реку Чарльз переправились без всяких приключений. Путь, который я утром проделала на телеге, пешком занял около часа и тоже обошелся без происшествий. За все время я не встретила ни души. Тени уже начали удлиняться, когда я, усталая и взмокшая от жары, вернулась к матушке Фитч.
Ведьма ставила котелок на прикрытые решеткой уголья в очаге. Пахло по большей части овощами, чуть-чуть бараниной. Чего не было совсем, так это запаха пряностей. У открытого окна сидела девочка лет восьми и пряла на веретене. Лицо у нее было скучающее. При виде меня она просияла.
– Мама, это та тетя? – спросила она.
Матушка Фитч обернулась через плечо.
– Да.
Затем добавила, обращаясь ко мне:
– Моя дочь такая же, как я. И я ей про тебя рассказала.
Девочка, одетая почти как мать – вернее, в точности как я, поскольку корсета на ней не было, – положила веретено и очень серьезно посмотрела на меня круглыми от благоговейного восторга глазами.
– Откуда вы? – спросила она.
– Из другого места, – довольно резко произнесла ее мать. – Элизабет, дети слушают, а не говорят.
– Может быть, Элизабет захочет послушать мой рассказ про корень скво. – Мне хотелось поскорее выполнить свою часть сделки, чтобы матушка Фитч выполнила свою – отправила меня домой.
– Да. Но не только. Если ты подробнее расскажешь о своем деле, мы можем быть тебе полезны не только в этот один день.
– Правда? – Я обрадовалась, но и удивилась.
Она указала на табурет, который теперь стоял на середине комнаты, где ощущался слабый ветерок из окон. Я с благодарностью села.
– Я весь день об этом думала, – продолжала матушка Фитч. – Я – первопоселенец и знаю, как важно делать все с заботой о будущих поколениях. Моя дочь очень талантлива и умеет больше, чем я в ее лета, но здесь ей развернуться не дадут. Если она и те, кто будет за ней, сумеют вам послужить, то, возможно, наш переезд сюда послужит некой цели, пусть и не той, что виделась мне.
Девочка плюхнулась на пол у моих ног и заглянула мне в лицо почти умоляюще.
– Здравствуй, Элизабет, – сказала я. – Меня зовут Мелисанда.
– Знаю. Ты мне уже говорила, – ответила девочка.
Я состроила изумленную гримасу, поскольку ничего такого не помнила. Матушка Фитч взглянула на дочь и
