– Я не это имела в виду, – проговорила девочка неуверенно, словно актриса, которой суфлер подсказывает непонятную реплику.
У меня от усталости не было сил всерьез обдумывать эту странность.
Воспользовавшись благоприятным поворотом событий, я провела у матушки Фитч часа два, объясняя ей и дочери (в понятных для них выражениях) общие принципы ДОДО. Матушка Фитч вновь расхохоталась в ответ на утверждение, что крохотный анклав религиозных фанатиков вырастет в нечто всемирно значимое, но тем не менее велела дочери слушать меня внимательно. Где-то в глубине души она не сомневалась в моих словах. Мы заверили друг друга во взаимном расположении, и, когда закатное солнце, слепя глаза, уже било в южное окно, я приготовилась перенестись обратно домой.
Диахроникадень 323В которой мы на горьком опыте узнаем, что ничего так просто не получается
Я была в ОДЕКе. Как и прежде, от внезапного разрыва связей с миром Бостона 1640 года я на время потеряла ориентацию и вынуждена была сесть на пол. Чуть-чуть собравшись с мыслями, я надела кислородную маску – вдруг в камеру просочился гелий. Однако я была голая и скоро задрожала от холода. Глянув на себя, я с радостью отметила, что не притащила на себе грязи из 1640-го. Даже заноза от черенка лопаты осталась в прошлом, хотя кожа по-прежнему саднила. Одежда – футболка и джинсы – куда-то делась.
Я хлопнула по большой красной кнопке открывания дверцы. За те недели, пока мы готовились к этому дню, Максы вернулись в увеличенном количестве и добавили множество усовершенствований. Теперь испытуемого не должен был выпускать из ОДЕКа помощник в кухонных рукавицах – дверца открывалась автоматически. Облако морозного пара на мгновение скрыло мою наготу, так что я успела завернуться в плед, висевший на крючке у дверцы.
Большое помещение, где раньше находился ОДЕК, пульт управления и все остальное, прибрали и разделили надвое стеклянной стеной. Пульт управления теперь был по другую сторону стекла. Сквозь него я видела Тристана, Эржебет, Ребекку и Оду. Они аплодировали и показывали большие пальцы.
Максы также установили в углу помещения с ОДЕКом душевую кабинку и подключили систему, которая вбрызгивала в горячую воду дезинфектант. Я зашла туда и долго стояла под душем, тщательно оттираясь чем-то вроде жидкого мыла – оно должно было уничтожить всех бактерий и вирусов. Рядом с душевой кабинкой в лотке из нержавейки лежали таблетки, и я, выйдя, их приняла. Тем временем ОДЕК и само помещение опрыскивали дезинфектантом и обрабатывали бактерицидным фиолетовым светом.
Я вошла в небольшую раздевалку, где лежала моя одежда, и уже в футболке и джинсах шагнула через другую дверь в помещение с пультом управления, где меня встретили как героя-победителя.
– Ты не погибла, – гордо объявила Эржебет. – Я знала, что так будет. Ты не такая, как генерал Шнейдер.
Ребекка смотрела на меня округлившимися глазами и качала головой:
– Я даже не знаю, о чем вас спрашивать.
– Это хорошо, – ответила я, – потому что я даже не знаю, что сказать. Давайте отправимся на место и посмотрим, там ли книга. Остальное объясню позже.
Но тут из коридора донеслось ликующее: «Стоукс!», и меня сгреб в охапку Тристан – который выходил поговорить по мобильному с вашингтонским начальством, сообщить хорошую новость. Ощущения почти как когда меня облапил бочар, только без эрекции и не противно. Я поняла, в каком напряжении была все прошедшие часы. Ни в чем я так сейчас не нуждалась, как в этих крепких дружеских объятиях.
Разумеется, я ничего не сказала, только похлопала его по спине и дождалась, когда он меня отпустит.
– Рассказывай! – потребовал Тристан. – Рассказывай все.
– По пути к валуну.
Он просиял:
– Ты ее закопала! Все получилось!
Я попыталась не раздуться от гордости.
– Конечно. Но я хочу пойти туда, пока еще хорошо помню, где именно ее закопала.
– У нее получилось! – заорал Тристан, обращаясь к миру в целом. – Ты отличный парень, Стоукс. Пошли. Машина профессора стоит позади здания.
Меня ошеломляло все: запах выхлопных газов, городские шумы, швы на моих джинсах, мягкость автомобильного сиденья. Мне чего-то мучительно недоставало. По пути через Сентрал-сквер и дальше по Массачусетс-авеню я, как могла, подробно описала всем четверым (Ода вел машину) прошедший день. Эржебет пришла в восторг, узнав, что живет в куда лучшую эпоху, чем несчастные пуританские ведьмы.
– Отрадно сознавать, что кто-то страдал даже больше моего из-за того, что попал в неудачное место в неудачное время, – сообщила она нам.
Мы научились не отвечать на такие ее выпады.
Наконец подъехали к дому, и все впятером прошли через калитку в сад и дальше на задний двор.
Валун был здесь – он казался пониже, чем четыреста лет назад, но лишь чуть-чуть, да и то главным образом потому что его окружал сад. Почти невозможно было сообразить, где раньше протекал ручей, но в любом случае мне нужна была ближняя сторона валуна. Я нашла знакомый выступ камня, сориентировалась по нему, легла на траву, коснулась его вытянутой рукой и похлопала по земле рядом с моим плечом.
– Прямо здесь. В запечатанной бадейке.
Лопаты уже были наготове. Копали все. Даже Эржебет приняла участие – по большей части символическое.
Через час у нас была яма пять футов глубиной и десять шириной, а от огорода Ребекки не осталось практически ничего. Задний двор напоминал археологический раскоп. Собственно, это он и был: мы нашли ржавый игрушечный грузовик примерно пятидесятых годов двадцатого века и несколько костей, вероятно, зарытых собакой. Ниже нам попался целиком проржавевший фонарь девятнадцатого столетия. А под ним – и тут сердце у меня забилось быстрее – лежали те самые битые ракушки, которые я держала в руках четыре века назад, несколькими часами раньше…
И все.
Бадейки под ними не было.
Из дневника Ребекки Ист-Ода
16 июня
Температура сегодня около 75о по Фаренгейту, ясно, солнечно, безветренно. Барометр стоит.
Все овощи: погибли. Цветы: по большей части вытоптаны. Пионы с южной стороны (в бутонах), желтая азалия (в бутонах) и почти все розовые кусты по-прежнему живы-здоровы.
Огород полностью уничтожили ради книги, которую Мелисанда, по ее словам, зарыла четыреста лет назад. Никаких следов. Ни разу не видела Мел такой расстроенной и растерянной. Мы стояли перед огромной ямой на месте моих грядок. Тристан в утешение заметил, что «по крайней мере почву взрыхлили». Мел, качая головой, обошла яму, спрыгнула в нее, встала на четвереньки, ощупала землю, попыталась копать руками.
Эржебет (она так и ходит везде со своей винтажной сумкой под мышкой) наблюдала за нами с видом насмешливого превосходства.
– Очевидно, книги здесь нет, – сказала она. – Надо будет попробовать снова в другой Нити. Это совершенно нормально.
Мел из ямы вопросительно глянула на Тристана. Тристан и Фрэнк тоже переглянулись.
– Что значит «другая Нить»? – спросил Фрэнк.
Эржебет пожала плечами:
– Это значит другая Нить. Времени, – пояснила она, видя наше непонимание. – У вас есть для этого какие-то заумные
