– У меня мозги плавятся, – усталым голосом проговорила Мел. – Вы хотите сказать, я должна еще раз туда отправиться и все повторить? Заново прожить этот день?
– Конечно, – ответила Эржебет. – Скорее всего несколько раз.
Мелисанда застонала и бросилась на землю в яме – Офелия в сухом доке.
– Я почти с большей охотой вернулась бы к Блевинсу.
Эржебет (строго): Вы упрощенно представляете себе сложный процесс. Это как с евро. (Общие недоуменные взгляды.) Если кто-то придумал новую монету, назвал ее евро и пришел что-нибудь на нее купить, она не станет деньгами вот так сразу. Но поскольку много людей согласились ввести новые деньги и расплачиваться ими снова и снова, теперь в ходу евро, а старые деньги – нет.
Тристан (раздраженно): Плохое сравнение. Это был экономический шаг правительственных органов, а не…
– Решали правительственные органы, но это не случилось, не стало реальностью, пока много людей не перестали делать что-то по-старому и не начали делать это по-новому, сознательно и целенаправленно. Теперь, разумеется, все расплачиваются евро и никто об этом не задумывается.
Мел встала и отряхнула с джинсов влажную черную землю. Эржебет находит ужасным, что Мел «одевается как мужчина», и даже не как приличный джентльмен, а как сельскохозяйственный рабочий. Она постоянно убеждает Мел носить платья и красить губы. В некоторых советах Эржебет есть резон, поскольку вкус у нее хороший, хоть и не менялся с пятидесятых годов. Но сегодня джинсы – правильная одежда.
– Сколько раз мне придется это повторять, прежде чем сработает? – обессиленно проговорила Мел.
– Точно сказать не смогу, но попробую определить из симпатии к тебе, – сказала Эржебет и достала из сумки вещь, похожую на измочаленную веревочную швабру.
– Что это? – спросил Тристан. По тону было ясно, что он видит ее впервые.
– Мой цамологеп, – ответила она с вызовом и начала задумчиво перебирать шерстинки – нити.
Тристан вопросительно повернулся к Мелисанде.
– Калькулятор, – перевела та. – Не как настольный калькулятор, скорее как счетное устройство.
Мы все смотрели, как Эржебет выбрала нить, тщательно изучила, что-то бормоча себе под нос, вытянула ее из основной массы. У основания нить была спутана с соседними.
– Да, – сказала Эржебет, убирая все обратно в сумку. – Тебе придется туда вернуться. Следующий раз мы заметим изменения.
– То есть в следующий раз книга будет здесь?
– Почти наверняка нет! – фыркнула Эржебет. – Но мы приблизимся к тому, чтобы книга была здесь в следующий раз.
– Простите, – с вежливой улыбкой спросил Фрэнк, – не покажете ли вы мне, как эта вещь работает?
Эржебет пришла в ужас и крепче прижала к себе сумку.
– Я не могу дать вам мой цамологеп, – сказала она. – Я сама его сделала с матушкиной помощью. На это ушли годы. Я скорее отрежу себе волосы и отдам их вам.
– Я не хочу его забрать. Только посмотреть.
– Вам он ничего не скажет. А если вы станете его трогать, то можете изменить. Так что нет.
– Можно хотя бы спросить, для чего он вам служит? – спросил Фрэнк.
Тристан протянул Мел руку, помогая вылезти из ямы, и я отдала ей свитер. Вечерело, в воздухе уже чувствовалась прохлада.
Эржебет взглянула на свой странный предмет, как будто вопрос представил его в совершенно новом свете.
– Для чего он мне служит? Это… своего рода жульничество.
Она издала короткий резкий смешок: мол, упрекните меня, если посмеете.
– Жульничество?
– Каждое действие производит другие действия и так далее. Так что, много последствий. Надо учитывать все возможные последствия, иначе случится плохое. Никто не способен одновременно удержать в голове столько информации. Цамологеп помогает мне прослеживать возможные последствия.
– И как именно он работает? – спросил Фрэнк. Лицо его светилось предвкушением – сейчас утолят его научный зуд.
– Легче будет показать после того, как Мелисанда проделает это все несколько раз.
– Несколько раз, – тихо повторила Мел таким голосом, словно у нее грипп. – Хорошо. Но прежде я хочу поесть по-человечески.
– Я отвезу тебя домой, – сказал Тристан, бросая ей мою чистую садовую тряпочку, чтобы вытереть с лица землю. – Молодцом, солдат. Завтра попробуем снова. Идемте, Эржебет. Э… – Он глянул на яму, потом на меня. – Извините, что все тут перекопали, мэм. Я завтра пришлю людей перекидать землю обратно.
– Помидоры это не спасет, – ответила я.
– Ну, надо сделать, как было, чтобы можно было раскопать снова, – произнес он почти виновато.
Когда они ушли (Эржебет теперь живет у Мел, которая переехала в квартиру побольше), мы с Фрэнком переглянулись в сгущающихся сумерках над тем, что раньше было моей лучшей огуречной грядкой.
– Какая интересная вещь, этот… цамологеп, – сказал Фрэнк, неверно выговаривая слово. – Интересно, удастся ли мне понять, как он работает и что она с ним делает.
(Я могла бы догадаться, что́ для него будет главным итогом дня: не провал операции, не будущее, не загубленный огород, а любопытный гаджет.)
Я вспомнила про вещь на чердаке. Подумала: «Лучше бы ее там не было». И: «Лучше бы я не знала, что она там есть». Но светящееся мальчишеским жаром лицо Фрэнка… Уже больше пятидесяти лет я от него таю.
– Подожди здесь, – сказала я. – Скоро вернусь. Я знаю, где такой найти.
Диахроникадень 324(колониально-бостонский вимн, 1640)В которой я, не преуспев, повторяю попытку снова и снова
Стрела настигла меня до того, как я рухнула на землю.
От растерянности я не сумела сдержаться и вскрикнула. И тут же мне вспомнились слова матушки Фитч: «Другой раз стрела в тебя попадет». Она имела в виду, что сейчас, во второй раз, стрела в меня попала. Матушка Фитч знала. Знала, что я оказывалась тут неоднократно. Интересно, что еще она знает?
Словно в полусне я слышала, как она кричит на Самюэля, как приказывает мне не двигаться. Через некоторое время матушка Фитч принесла одеяло и – на сей раз – полотняную ленту, которой перевязала мне икру. Стрела лишь задела ногу; рана, или, вернее, глубокая царапина, действительно требовала перевязки, но я по крайней мере не охромела. Однако она сделала этот кошмарный день еще более кошмарным.
Последовало шестичасовое дежавю, скрашенное тем, что запоздалое понимание превратилось в дар прови́дения. У нас с ведьмой произошел почти тот же разговор, что в мой первый визит. От маисовой каши я отказалась, зная, что желудку от нее будет плохо. Когда матушка Фитч дала мне ружейную пулю и вампум, я попросила еще одну бусину и получила ее. Я взмолилась дать мне корсет, потому что я
