Его дар. Он громко рассмеялся. Некоторые тизерканцы вздрогнули от этого звука.
– Разве вы не понимаете, что это значит? – спросил Лазло.
Его голос был насыщенным, полным восхищения и таким знакомым для всех присутствующих. Это голос их сказочника, грубый и в то же время мелодичный, голос их друга, повторявшего каждую глупую фразу, которой они учили его на своем языке. Они знали его, голубого или нет. Лазло хотелось пробить эту стену из безобразной древней ненависти и душераздирающих страхов, положить начало новой эре. Впервые это действительно казалось возможным.
– Я могу передвинуть цитадель. – Он мог освободить город от тени, а Сарай – от ее тюрьмы. Чего он только не мог в этой версии Вселенной, в которой он одновременно герой и монстр! Лазло снова захохотал. – Разве вы не понимаете? – требовательно спросил он, потеряв терпение из-за их подозрений, пристального внимания и нежелания праздновать. – Проблема решена!
Никто не обрадовался. Не то чтобы Лазло этого ожидал, но жители могли хотя бы сделать довольный вид, что не умерли. Вместо этого они просто впали в ступор, косясь на Эрил-Фейна и ожидая его действий.
Воин тяжелой поступью вышел вперед. Его не зря прозвали Богоубийцей, но Лазло не боялся. Он посмотрел Эрил-Фейну прямо в глаза – и увидел великого и доброго человека, творившего необыкновенные и ужасные дела. Увидел человека, которого сломали и снова собрали в пустышку – лишь для того, чтобы он сделал самый храбрый поступок из всех: продолжил жить, несмотря на существование более легких путей.
Эрил-Фейн тоже посмотрел на Лазло, привыкая к новому цвету кожи его знакомого лица. Время измерялось ударами сердец, но в конце концов воин протянул мощную руку:
– Ты спас город и всех нас, Лазло Стрэндж. Мы перед тобой в большом долгу.
Лазло пожал ему руку:
– Нет никакого долга. Я только об этом и мечтал…
Но тут он умолк, поскольку в эту секунду, в тишине, наступившей после того, как земля успокоилась, а пожар затих, до них наконец дошли крики, а еще через секунду – доставленные испуганным всадником новости.
С неба упала девушка. Голубая.
И мертвая.
* * *Из Лазло вышел весь воздух, в ушах загудело, радость, мысли и цель покинули юношу. Его восхищение сменилось мрачной противоположностью: даже не отчаянием, а пустотой. Ведь за отчаянием следует смирение, а это невозможно. Была лишь пустота, столько пустоты, что он не мог дышать.
– Где? – выдавил Лазло.
В Ветропаде. В Ветропаде, куда спелые сливы падают с деревьев богов и где всегда царит приторный запах гниения.
С внезапной тошнотворной вспышкой пришло воспоминание о падении. Неужели он видел, как упала она? Нет. Нет! Лазло убеждал себя, что это не могла быть Сарай, он должен в это верить! Он бы узнал, если бы она…
Лазло даже не мог сформулировать это слово. Он бы ощутил ее страх – как перед взрывом, когда его охватили эмоции и вонь серы Дрейва, похожая на предостережение. Они могли исходить только от Сарай через ее мотылька.
Мотылек.
Что-то пронзило пустоту, и этим чем-то был ужас. Где мотыльки Сарай?! Почему они не здесь?! Они были тут, когда он лежал на земле без сознания. «Ты должен проснуться, любовь моя».
Любовь моя.
Любовь моя.
И мотыльки были с ним, когда он поплелся по улице к пожару. Когда они исчезли? Куда?!
И почему?!
Он задавался вопросом, но захлопывал дверь перед любым ответом. Девушка мертва, и она голубая, но это не может быть Сарай! В конце концов, в цитадели жили четыре девушки. Надеяться, что это кто-то другой, мерзко, но Лазло все равно надеялся. Он находился достаточно близко к расплавленным остаткам якоря, чтобы прикоснуться к нему, и юноша тут же начал подпитываться его силой. И тогда Разалас – трансформированный Разалас – поднял свою огромную рогатую голову.
Казалось, будто существо пробудилось от сна, и когда оно пошевелилось – гибко, грациозно, – взмахивая широкими крыльями, во всех воинах встрепенулся пробирающий до костей страх. Они достали мечи, хоть от тех и не было проку, и когда Разалас спрыгнул со своего постамента, все разбежались, кроме Эрил-Фейна, чей ужас почти мог сравниться с ужасом Лазло. Девушка упала. И погибла. Воин тряс головой. Его руки сжались в кулаки. Лазло не смотрел на него. Он не видел никого, кроме Сарай, такой яркой в его разуме – смеющейся, прекрасной и живой, – словно, если представить ее такой, она воплотится в явь.
Лазло запрыгнул на Разаласа. Его воля перетекла в металл. Мускулы напряглись. Существо прыгнуло, и они оказались в воздухе. Лазло летел, но не чувствовал никакой радости, лишь отстраненное понимание, что это – версия Вселенной, о которой он мечтал всего пару минут назад. Поразительно. Он мог преобразовывать мезартиум и летать. Его мечта сбылась, но одна деталь отсутствовала, самая главная: он мечтал обнять Сарай. Раз все остальное воплотилось, то и это должно. Упрямый, отчаянный голос в голове Лазло спорил со всеми, кто мог слушать. Если и существовало некое провидение или космическая сила, какая-то система энергий, даже бог или ангел, ответившие на его мольбы чуть ранее, то они просто обязаны исполнить и это желание!
Что ж… можно сказать, они его исполнили.
Разалас приземлился в Ветропаде. Обычно это был тихий район, но не сегодня. Теперь там воцарился хаос: жители с одичавшими глазами очутились на карнавале кошмаров с лишь одной достопримечательностью. Все бились в истерике. Вот во что вылился ужас от предотвращенного катаклизма, смешавшись с давней ненавистью и беспомощностью. А когда с неба спустилось чудовище, их пыл разгорелся пуще прежнего.
Лазло почти не замечал всего этого. В центре хаоса, в кармашке тишины в охваченном криками гнезде, была девушка. Она выгнулась на садовых воротах, голова откинута, руки безвольно висят. Выглядела она грациозно. Ярко. Ее кожа была голубой, а сорочка… розовой, растрепанные волосы – оранжево-красными, как медь и хурма, как корица и дикий мед.
И кровь.
Той ночью Лазло все же сомкнул Сарай в своих объятиях, и она была настоящей, плотью, кровью и духом, но не смехом. Не дыханием. Они навсегда покинули ее тело.
Муза ночных кошмаров была мертва.
66. Бог и призрак
Разумеется, это сон. Все это очередной кошмар. Тошнотворный рывок цитадели, беспомощное скольжение шелка по мезартиуму на гладкой ладони серафима, неистовые и тщетные попытки за что-то схватиться, а затем… падение. Сарай и прежде снились такие сны. С тех пор как люлька перестала действовать, ей снилось бесчисленное количество смертей. Конечно… в те разы она всегда пробуждалась, когда умирала. Нож
