— Хм… Складно говоришь, только я все равно никак не возьму в толк…
— Ну как же вы не понимаете? — Максим пятерней взъерошил волосы. — Если они не нанимали специалистов высочайшего уровня, значит переучили старых. Так, что ли? А кто мог проделать такое, кто мог передать им специфический опыт?
Главред тихонько присвистнул.
— Макс, ты намекаешь, что…
— Да, Оль, он намекает, что кто-то из наших сливает новому издательству информацию обо всех наших хитростях, тонкостях, контактах, и так далее. Верно я говорю, Макс?
Максим, неожиданно застеснявшись, неловко пожал плечами и вышел из переговорной, оставив руководство обсуждать его вброс.
В холле у кофейного автомата столпились девчонки из разных отделов. Их щебет на слух казался крайне обеспокоенным, и Максиму хотелось верить, что волнуются они не за какую-нибудь поп-звезду, подравшуюся с каким-нибудь модным дизайнером. Внезапно вспомнив свой недавний конфуз с боди Ольги Васильевны, он быстренько пробежался по фигуркам. Лида — довольно приличный кюлот от «Intimissimi» с широким эластичным кантом. Варя — фисташковые, легко узнаваемые кружева от «Lormar». Ну, про фисташковые пришлось додумывать: у нее несколько одинаковых комплектов, отличающихся только цветом, а поскольку Варя — девушка в этом смысле весьма организованная, она не позволила бы себе надеть фисташковый верх с какими-то другими трусиками. Марина была в объемной плиссированной юбке, поэтому разгадать ее интимные тайны не представлялось возможным. Анюта — судя по отсутствию видимых кромок на попе и по выдвинутым вперед на пару сантиметров боковым швам (что визуально делало даже ее нескладную фигуру гораздо стройнее), была в стрингах от «Princess». Наташа… Наташа, как всегда, была в простом, надежном и натуральном — неплохого качества мягкий хлопок от «Chanel». Впрочем, на это он обратил внимание еще утром. Максим удовлетворенно выдохнул — значит, с глазом у него все в полном порядке, случай с Ольгой Васильевной — просто временное помешательство какое-то.
В холле пахло кофе и духами с цветочным оттенком, оживленная беседа девушек напомнила Максиму, что дома его ждет скачанный накануне фильм «Quince Años» — яркая подборка о прошлогоднем праздновании Кинсеаньеры в Мексике. Наряженные в бальные платья пятнадцатилетние подружки ближе к концу фильма избавлялись от излишков одежды и… Стараясь раньше времени мысленно не погружаться в восхитительную атмосферу разгоряченных смуглых тел и красивого белья, нежной кожи и нежных ластовиц, крутых бедер и воздушных оборочек, он пропустил момент, когда к нему подошла Наташа.
— Все мечтаешь, мечтатель? — с лукавой усмешкой легонько пихнула она Максима в бок локтем. — Что скажешь про совещание? Может, стоило пересилить себя и устроить мозговой штурм уже сегодня?
Ему больше не хотелось думать о проблемах. Он подкинул руководству идею о наличии в издательстве человека, занимающегося промышленным шпионажем, а дальше — пусть сами разбираются, вычисляют, ловят. Правда, Максим не представлял, что даст сейчас поимка вражеского шпиона, но не представлял он и того, как лично может поучаствовать в восстановлении «Обстоятельств слова» на прежних, лидирующих позициях. Что он, простой верстальщик, умеет, кроме верстки? Если конкуренты предлагают авторам такие сладкие условия — контраргумент должен быть просто навылет.
— Что, даже мыслей никаких нет? — продолжала иронизировать над ним Наташа.
— Голова пухнет, — признался Максим.
— То есть все наоборот — мыслей слишком много? — подначивала девушка.
— Есть ли у биотов душа? — невпопад пробормотал Максим. — И если есть — берут ли они на нее грех?
Оставив озадаченного литературного редактора торчать посреди холла, Максим поплелся в сторону выхода.
Следующий день проплыл, будто в полусне-полубреду. Голова была горячей, мысли скакали вразнотык, и все чаще подсознание подсовывало картинки с лоснящимися от жаркого солнца стройными ножками, венчающимися то яркими, сверкающими бразильянами, то банальным эластичным нейлоном пестрых купальников. Наблюдать за изгибами тел было занятием упоительным, меняющаяся при каждом шаге геометрия кромок и швов пьянила, повинующиеся движению невидимых упругих мускулов ткани оживали, становились неотъемлемой частью божественных женских тел…
Но отвлекаться на это было нельзя, никак нельзя! Еще утром на летучке была одобрена и принята к разработке концепция «Людьми для людей». Хоть Наташа и отбрыкивалась потом, но Максим был уверен, что первой эту идею выдвинула именно она, и только потом выяснилось, что нынешнюю ночь все участники вчерашнего совещания посвятили выявлению неприятных, пагубных отличий, грозящих войти в нашу жизнь благодаря новым методам написания книг.
Что такое настоящий писатель? Это тот, кто, преподнося читателю историю, вкладывает в нее свою душу, частичку себя, своих знаний, опыта и эмоций. Что такое писатель-биот? По словам той же Зои Марковны Апологетовой-Моршанской, это всего лишь ремесленник с ограниченным функционалом, с регламентированными знаниями, без какого-либо опыта, без души и эмоций.
Издательство стояло на ушах, выискивая в Сети ляпы, вопиющие глупости, высказанные когда-либо людьми, поддерживающими весьма спорное начинание — штамповку книг при участии помощников-биороботов.
«Да-да, я помню, что Антон Чехов — это псевдоним Алексея Пешкова!» — уверяла зрителей чиновница в одном из роликов. На стоп-кадре Максим набил титр: «В книгах, написанных биотами, вы не встретите информации о том, под каким псевдонимом в действительности писал Алексей Максимович Пешков».
«Я сомневаюсь, что в СССР газированная вода в автомате могла стоить всего одну копейку, поскольку себестоимость одноразового пластикового стаканчика…» — размышлял перед камерой политик. «Не более одного исторического факта на главу! — переносил Максим в титр набросанные редакторами фразы. — Именно так сказано в инструкции для биотов-историков».
Не более трех упоминаний великих композиторов на роман, не более двух запросто считываемых аллюзий, не более тысячи используемых во всей книге оригинальных слов и их производных — иначе обыкновенному среднестатистическому читателю будет трудно воспринимать текст! Не является ли это откровенным, нарочитым обыдлением населения? Что станет с великим и могучим, если его сведут до удобоваримого минимума, который назвать лексиконом язык не поворачивается?
«Мы — люди, и мы делаем настоящие книги для таких же, как мы, людей. Мы вкладываем душу. Остерегайтесь подделок!»
«На каждом этапе — от написания рукописи до выхода экземпляра из типографии — наши книги проходят через живые руки и наполняются теплом наших сердец».
«В нашем издательстве мы не предоставляем ни малейшего шанса роботам подсунуть вам свои мысли, выдавая их за человеческие».
«Биот-тренер по футболу не сделает вашего ребенка шахматистом. Биот-садовник не научит ухаживать за домашними животными. Неужели вы считаете, что комплект писателей-недоучек сможет
