День выдался ясным и солнечным, воздух пропах морской солью, плетистые розы цвели вовсю. Кладбище было залито сияющим светом.
Алан Грант почти тридцать лет проработал в окружной прокуратуре в Манхэттене, а теперь вышел на пенсию. Когда Уильям был маленьким, его отец пропадал на работе целыми днями и возвращался домой уже вечером – хорошо, если не в десять, а чуть пораньше – и потом еще долго сидел у себя в кабинете, разбирая бумаги. Он с головой погружался в работу и подчас забывал о семье. Но это было давно. Как говорится, давно и неправда. Сегодня он сам накрыл стол на веранде с видом на океан. На обед были устрицы, легкий салат и белое вино. В центре стола, накрытого белой кружевной скатертью, принадлежавшей прабабушке Уильяма, стояли розы в молочно-белой вазе.
– Я слышал, в Нью-Йорке сейчас беспорядки, – сказал мистер Грант. – Мой сын всегда верил, что у него хватит сил преодолеть все преграды, и я восхищаюсь таким подходом. Мы должны бороться с нетерпимостью во всех ее проявлениях, поскольку общество губят именно предрассудки.
– Так говорит окружной прокурор, – сказал Уильям, явно гордящийся своим отцом.
– Я горжусь своим сыном, – сказал мистер Грант. – И горжусь вами, – добавил он, салютуя бокалом Винсенту.
Винсент смутился.
– Мной? Я же ничего не сделал. Просто набрел на побоище и умудрился получить по башке.
– Дело не в этом. Я горжусь, что вы честны перед собой и не боитесь быть тем, кто вы есть.
– Для меня самого это внове, поверьте.
– У меня нет причин вам не верить. И прежде всего потому, что мой сын выбрал вас. Он всегда видит правду.
После обеда Винсент с Уильямом пошли прогуляться по пляжу. Пляж был каменистым, камни на кромке прибоя обросли мшистыми водорослями. В воде стояла голубая цапля, похожая на Эдгара. Цапли выбирают себе пару на всю жизнь. Винсент подумал, что это хороший знак. А самым-самым хорошим знаком было то, что он, похоже, понравился мистеру Гранту.
– Папа всю жизнь скрывал свою гомосексуальность. Мама знала, конечно. Они заключили между собой соглашение, и оба были довольны, но у него на работе и вообще в обществе никто не знал. Он мог лишиться должности или стать мишенью для шантажа. И пару раз так и было, ему пришлось откупаться. Как ты понимаешь, он прожил весьма непростую жизнь, и это не прошло без последствий. Не только для него самого, но и для всех нас. Мы его любим, всегда любили, но он сам себя ненавидел за то, что не мог быть собой, и поэтому с ним иногда было трудно.
Винсент вспомнил историю, которую им рассказала тетя Изабель. Как кузина Мэгги отказалась от своего «я» и превратилась в кролика.
– Но с твоим папой этого не случилось.
– Да. Несмотря ни на что, он остался собой. Он не кролик. Он лис.
Они рассмеялись.
– Ты тоже, – сказал Винсент.
– Он научил меня, каким надо быть, а каким быть не надо. И я благодарен судьбе, что живу в наше время, с тобой. Сейчас тоже не все идеально, но отцу было гораздо сложнее. Это он, а не я, чаще всего уплывал в море в шторм на маленькой весельной лодке, и иногда я боялся, что он не вернется. Что он уплывет далеко-далеко и найдет себе место, где будет счастлив. Или чуть-чуть счастливее, чем здесь. Он брался за самые жуткие дела: изнасилования, убийства, – потому что хотел, чтоб в мире была справедливость, но еще потому, что ему надо было бороться, но он не мог бороться за себя. Ты, по сути, такой же. Что меня в тебе и привлекло в первую очередь. Ты – борец.
– Я? – удивился Винсент.
– Вот увидишь. Когда придет время. Ты будешь бороться за то, чтобы жить так, как хочешь.
Они еще погуляли по пляжу, потом набрели на большую приливную лужу и сняли ботинки, чтоб пройти прямо по воде, а затем не сговариваясь разделись догола и бросились в море. Вода была ледяная, но их это не остановило. Никогда прежде Винсент не чувствовал себя таким живым и настоящим. Он опустил голову в воду: все вокруг было зеленым и зыбким. Мысли были кристально чисты и прохладны. Сердце бешено колотилось в груди. Вода захватила его, но он твердо знал, что не утонет. Но Уильям все равно схватил его за руку и вывел на берег.
– Ты сумасшедший, – сказал Уильям. – Тут сильные волны.
– Нам это не страшно.
Винсент обнял Уильяма и крепко прижал к себе. В эти мгновения он был по-настоящему счастлив и не боялся сказать себе: да, я счастлив. Он посмотрел на Шелтер, темневший на горизонте, и ему захотелось добраться до острова вплавь, совершить невозможное, что-то безумное и грандиозное. Все, что он делал до этой минуты, теперь казалось никчемным, мелким и эгоистичным.
– Ты самое дорогое, что у меня есть, – сказал Уильям.
Винсент покачал головой.
– Ты обо мне слишком высокого мнения.
– Я точно знаю, кто ты, – сказал Уильям. – Как всегда знал, кто мой папа. Я люблю его именно потому, что он это он. И тебя я люблю потому, что ты это ты.
Одной тихой ночью в парке Вашингтон-сквер появился олень. Никто не знал, откуда он взялся, хотя вроде бы в Бронксе водились олени, и, может быть, этот пришел оттуда. Это был белый олень-альбинос из тех, кто, как говорят, приносит неудачу. Он лежал на земле рядом с деревянной скамейкой, и наутро дети из окрестных домов пришли на него посмотреть. Он был на месте, спокойно спал в парке, и даже те дети, которые не верили в сказки, теперь вдруг поверили. Они стояли чуть поодаль, с восхищением глядя на лесное создание. Олень совсем их не боялся. Дети носили ему подарки: сено и свежую траву, а еще сахар, теплые пледы и душистые травы.
Для многих это было невероятное время, когда чудеса случались чуть ли не каждый день. Этим летом Нил Армстронг и Базз Олдрин впервые в истории человечества высадились на Луну, совершив посадку в море Спокойствия. Казалось, что расстояние между Землей, звездами и другими планетами стремительно сократилось, и теперь, может быть, жизнь на маленьком голубом шаре станет добрее и лучше. Но жизнь не стала добрее, наоборот: в больших городах зрели волнения, прорывавшиеся вспышками животной ярости. В парке роились пчелы, их было так
