Утрата меняет человека. Иногда это плохо. Иногда – хорошо. В любом случае ты съедаешь свой чертов стейк и продолжаешь жить.
7Ввиду отсутствия удостоверений личности Лоуэлла и Мейнарда Грайнеров похоронили в безымянных могилах. Гораздо позже, когда безумие Авроры начало сходить на нет (хотя окончательно все на круги своя так и не вернулось), отпечатки их пальцев совпали с теми, что в избытке имелись в полицейских архивах, и братьев официально признали мертвыми. У многих это вызвало сомнения, особенно у тех, кто жил в сельской глубинке. Ходили слухи, что Маленький Лоу и Мейнард поселились в заброшенной разведочной шахте, что продают марихуану дальше к югу под вымышленными именами, что ездят по горам на украденном черном как ночь «фордовском» пикапе «F-150», с отрубленной головой вепря, прикованной к радиаторной решетке, и гремящими в кабине песнями Хэнка Уильямса-младшего. Один известный писатель, родившийся в Аппалачах и сбежавший оттуда, едва ему стукнуло восемнадцать, услышал некоторые из этих легенд от родственников и использовал как основу для детской книги-комикса, которую назвал «Два плохих глупых брата». В этой книге-комиксе братья закончили свой путь жалкими жабами в Какашкином болоте.
8Речка, которую запрудили Просветленные неподалеку от своего лагеря в Хэтче, штат Нью-Мексико, прорвала дамбу и смыла их дома с фундаментов. Как только уровень воды снизился, в наступление перешла пустыня. Песок засыпал несколько винтовок и пистолетов, которые не заметили сотрудники ФБР, а страницы новой Конституции, декларировавшей право собственности на земли и воду, которые захватили Просветленные, право носить оружие и отрицание права правительства Соединенных Штатов требовать от них уплаты налогов, повисли на колючках кактусов. Аспирантка, изучавшая ботанику и отправившаяся в пустыню за образцами растений, обнаружила эти дырявые страницы.
– Слава Богу! – воскликнула она, сдергивая страницы с кактуса. Аспирантку донимал живот. Она торопливо свернула с тропы, справила большую нужду и подтерлась листочками, ниспосланными провидением.
9Чтобы продолжить путь к пенсии, положенной после тридцати лет службы, Ван Лэмпли поступила на работу в женскую тюрьму в Керли, куда перевели из Дулинга большинство выживших заключенных. Там оказались и Селия Фроуд, хотя и ненадолго (условно-досрочное освобождение), и Клавдия Стивенсон.
Контингент в женской тюрьме Керли был весьма крутым – множество самоуверенных девиц, множество рецидивисток, – но Ван это абсолютно не смущало. Однажды белая девица с фальшивыми золотыми зубами, афрокосичками и татуировкой на лбу («ПУСТО», – сообщали кровоточащие буквы) спросила Ван, почему та хромает. Ухмылка заключенной была гаденькой и веселой.
– Надрала слишком много задниц, – сказала Ван безобидную ложь. На самом деле она надрала ровно столько задниц, сколько следовало. Надзирательница закатала рукав, чтобы показать татуировку на бицепсе: надгробие с надписью «ТВОЯ ГОРДОСТЬ». Потом повернулась и закатала другой рукав. На не менее внушительном бицепсе красовалось еще одно надгробие с надписью: «ВСЯ ТВОЯ ГРЕБАНАЯ ГОРДОСТЬ».
– Ясно, – кивнула отмороженная девица, перестав ухмыляться. – Ты крутая.
– Даже не сомневайся, – ответила Ван. – А теперь вали отсюда.
Иногда Ван молилась с Клавдией, теперь рукоположенной преподобной Стивенсон. Они вымаливали прощение своих грехов. Они молились за душу Ри. Они молились за душу Джанетт. Они молились за младенцев и их матерей. Они молились за всех, кто нуждался в молитве.
– Кем она была, Клавдия? – однажды спросила Ван.
– Не важно, кем она была, Ванесса, – ответила преподобная Стивенсон. – Важно, кто есть мы.
– И кто мы, по-твоему?
Преподобную отличала суровость, столь несвойственная прежней Клавдии, которая и мухи бы не обидела.
– Мы те, кто стремится стать лучше. Стремится стать сильнее. Готов сделать то, что от нас требуется.
10Он бы ее убил, рак шейки матки, который пожирал Джейнис Коутс, но пребывание по ту сторону Дерева как-то замедлило процесс. Опять же, Микаэла еще там заподозрила неладное. Через два дня после того, как женщины проснулись, она отвела мать к онкологу, а еще двумя днями позже начальник тюрьмы начала проходить курс химиотерапии. Джейнис согласилась с требованием дочери уйти с работы и позволила Микаэле взять на себя все хлопоты: заботиться о ней, отвозить к врачу, укладывать в постель, следить за приемом лекарств. Микаэла также настояла на том, чтобы мать бросила курить.
По скромному мнению Микаэлы, рак был конским навозом. Она потеряла отца в юном возрасте, и до сих пор этот эмоциональный конский навоз не позволял ей обрести душевного спокойствия. Конского навоза хватало с лихвой. И разгребать его, если ты женщина, приходилось в режиме нон-стоп, а если ты женщина на телевидении, махать лопатой требовалось в два раза чаще. Но Микаэла могла и в три раза чаще. Она приехала домой из округа Колумбия, раздавила дорогущий мотоцикл плохого байкера, много дней взбадривала себя метом Гарта Фликинджера и выжила в жестоком вооруженном конфликте не для того, чтобы сдаться конскому навозу, даже если этот конский навоз был болезнью ее матери.
После курса химиотерапии, когда они получили чистый скан, показывающий, что у Джейнис ремиссия, Микаэла сказала матери:
– Ну хорошо. Что ты собираешься делать дальше? Ты должна вести активную жизнь.
Джейнис ответила, что Микки абсолютно права. И предложила отвезти дочь в округ Колумбия. Чтобы та смогла вернуться к работе.
– Ты не собираешься сделать репортаж о случившемся? – спросила Джейнис у дочери. – Информация из первых рук и все такое?
– Я об этом думала, но…
– Но?
«Но» означало, что есть проблемы. Во-первых, большинство людей сказали бы, что приключения женщин по другую сторону Дерева – конский навоз. Во-вторых, они сказали бы, что такого сверхъестественного существа, как Иви Блэк, никогда не существовало, а Аврору вызвали совершенно естественные (пусть и неустановленные) причины. И в-третьих,