К тому времени как рассвет занялся над штатами Среднего Запада, Факельные бригады прочесывали большие и малые города Америки и всего мира. Женщин в коконах вывозили на свалки, на поля, на стадионы, где предавали огню.
Посыл «Филипа П. Вердраски» уже претворялся в жизнь, когда Клинт объяснил Шеннон текущее состояние дел в семье Норкроссов, а потом молча протянул трубку жене.
6Поначалу Лайла ничего не сказала, только недоверчиво посмотрела на мужа. Он кивнул, словно в ответ, и взял сына за руку.
– Пошли. Не будем ей мешать.
В гостиной на экране телевизора женщина с общественно-доступного канала продолжала учить зрителей премудростям бисероплетения – наверное, ее урок не смог бы оборвать и конец света, – но, к счастью, без звука.
– Так ты не отец той девушки, папа?
– Нет, – ответил Клинт. – Не отец.
– Тогда откуда она знала наше Крутое рукопожатие, которое мы делали в малой лиге?
Клинт со вздохом сел на диван. Джаред устроился рядом.
– Яблоко от яблони недалеко падает, и Шен Паркс тоже играла в баскетбол, пусть не в старших классах и не в команде Любительского спортивного союза. Она сторонилась всех мероприятий, где заставляли надевать номера или вбегать через бумажные обручи на собрания болельщиков. Не ее стиль. Она играла на дворовых площадках, в парках. Там, где играют все желающие, и парни, и девушки.
Джаред слушал как зачарованный.
– Ты тоже играл?
– Немного, забавы ради, но получалось у меня не очень. Она могла обыграть меня в любой момент, потому что у нее был талант к этой игре. Однако мы никогда не играли друг против друга. Только в одной команде. – Во всех смыслах, подумал он. Мы не только так играли, мы так выживали. Выживание было настоящим молочным коктейлем, за который мы оба боролись. – Шен придумала Крутое рукопожатие, Джер. Она научила меня, а я – тебя и мальчишек, когда тренировал вашу команду.
– Девушка, которую ты знал, придумала Крутое рукопожатие? – В голосе Джареда слышалось благоговение, словно Шеннон изобрела не рукопожатие, а сделала открытие в молекулярной биологии. Его сын выглядел таким юным. Каким, собственно, и был.
– Да.
Остальное Клинт рассказывать Джареду не хотел, потому что это прозвучало бы слишком самодовольно, но он надеялся, что Шеннон сейчас говорит все это Лайле. Он полагал, что говорит, ведь Шеннон знала, что жить обеим женщинам оставалось считаные дни, а может, и часы. Все это делало правду необходимой, пусть и не облегчало ее.
Шен была его лучшей подругой, и они стали любовниками, но только на несколько месяцев. Она влюбилась в него – влюбилась без памяти. Это была правда. Клинт знал это теперь и, наверное, в глубине сердца знал тогда, но предпочел проигнорировать, потому что не питал к ней тех же чувств, не мог себе такого позволить. Шеннон обеспечила ему поддержку, в которой он нуждался, и за это он навеки у нее в долгу, но он не хотел провести с ней остаток жизни, никогда даже не рассматривал такого варианта. Их отношения строились на выживании: его выживании и ее. Шеннон принадлежала к жизни, которая причинила ему боль, оставила глубокие шрамы и едва не сломала. Она убедила его не свернуть с тропы. И однажды ступив на нее, Клинт должен был идти дальше. А Шеннон придется найти кого-то еще, кого-то, кто поможет ей. Но он не мог стать этим кем-то. Жестоко? Эгоистично? Безусловно.
Через много лет после их расставания она встретила парня и забеременела. Клинт не сомневался, что отцом дочери Шеннон стал мужчина, внешне похожий на юношу, в которого она когда-то влюбилась девушкой-подростком. И она родила дочь, в которой проявилось что-то от того юноши.
Лайла медленным шагом вошла в гостиную, встала между диваном и телевизором. Неуверенно огляделась, словно не понимая, где находится.
– Милая? – спросил Клинт.
– Мама? – одновременно спросил Джаред.
Она попыталась улыбнуться.
– Похоже, мне надо извиниться.
– Тебе надо извиниться только за то, что ты не пошла сразу ко мне, – сказал Клинт. – Позволила этому нарыву зреть. Я очень рад, что смог связаться с ней. Она еще на проводе? – Он кивнул в сторону кухни.
– Нет, – ответила Лайла. – Она хотела поговорить с тобой, но я повесила трубку. Не слишком вежливо, но, наверное, я все еще ревную. А кроме того, во многом это ее вина. Дать дочери твою фамилию… – Она покачала головой. – Идиотизм. Господи, как я устала.
Ты не видела проблемы в том, чтобы взять мою фамилию или дать ее твоему сыну, не без обиды подумал Клинт.
– Отец Шейлы – какой-то парень, которого она встретила в баре, где работала официанткой. Она знала только его имя, неизвестно, настоящее или нет. По легенде, которую Паркс рассказала дочери, ее отец – ты, только ты погиб в автоаварии во время ее беременности. Теперь девочка вряд ли что-то узнает.
– Она заснула? – спросил Джаред.
– Два часа назад, – ответила Лайла. – Паркс бодрствует только благодаря ее лучшей подруге, какой-то Эмбер. Тоже мать-одиночка. В здешних краях они, похоже, растут на деревьях. А может, и повсюду. Не важно. Дайте мне закончить эту глупую историю. Она перебралась в Кофлин вскоре после рождения дочери, чтобы начать жизнь с чистого листа. Утверждает, что не знала, что ты жил неподалеку, но я в это не верю. Моя фамилия упоминалась в «Вестнике» каждую чертову неделю, и, как ты сам заметил, других Норкроссов здесь нет. Она знала, это точно. Готова спорить, продолжала надеяться, что как-то протопчет к тебе дорожку. – Нижняя челюсть Лайлы чуть не вывернулась в гигантском зевке.
Клинт счел ее слова чудовищно несправедливыми, и ему пришлось напомнить себе, что Лайла, выросшая в благополучной семье среднего класса с любящими родителями и братьями-сестрами, словно списанными с ситкомов семидесятых годов, понятия не имела о девяти кругах ада, через которые прошли они с Шеннон. Да, дать дочери его фамилию – признак невроза, с этим не поспоришь, но кое-что Лайла не увидела или не захотела увидеть: Шеннон жила в каких-то ста пятидесяти милях, но ни разу не попыталась связаться с ним. Он мог убеждать себя, что она не знала, что он рядом,
