— Я отведаю и того и другого. И не стесняйтесь, отрезайте кусочки побольше, я просто умираю с голоду.
Пока Эстель хлопотала над подносом, я помогла барону устроиться в кресле у огня и проявила чудеса заботливости, подложив подушку ему под спину. Бедняга поморщился, опускаясь в кресло.
— Вас мучают сильные боли в спине? — спросила я.
— Боюсь, что так, — негромко ответил он.
— Я знаю прекрасное средство, — вызвалась я. — Всё, что нужно, — это чашка свиного жира, кусок верёвки, деревянные ложки и люк.
Барон весело рассмеялся. Понятия не имею, по какому поводу.
Тут я заметила на столике миниатюрный портрет миловидного юноши. У него были каштановые волосы, умные глаза и застенчивая улыбка.
Когда стол к чаю был накрыт и горничная с дворецким удалились, мы некоторое время развлекались непринуждённой светской беседой. Потом барон попросил Эстель принести из гардеробной его очки.
— Конечно, дедушка, — ответила красавица.
Когда и она ушла, старый барон повернулся ко мне:
— Я рад, что у Эстель появилась новая подруга. Она слишком мало общается с девушками своего возраста. Моё сердце сжимается, когда я вижу свою внучатую племянницу в такой великой печали. Смерть матери была тяжким ударом для неё, и, конечно, Себастьян…
— О да, я очень хорошо понимаю её чувства. Я недавно потеряла свою лучшую подругу, хотя сейчас я делаю всё возможное, чтобы вернуть её. Что же до Себастьяна — думаю, не стоит переживать за него.
— Ты знаешь что-то о моём племяннике?
— Только то, что он был очень влюбчивый парнишка и по уши втрескался в свою сиделку. — Я откусила большой кусок торта.
— Похоже, Эстель поведала тебе эту печальную историю. — Барон взял со столика потрет юноши. — Скажи, разве он не красавец?
— Просто умопомрачительный.
— Себастьян был застенчивым юношей, он трудно сходился с людьми. Но эта девушка словно вернула его к жизни. Между ними возникли весьма тесные узы.
— Да, к сожалению. — Эстель вернулась и довольно-таки грубо бросила очки деду на колени. — Пока мой брат не встретил эту девушку, он был предан нашей семье. Он должен был унаследовать угольные шахты Дамблби и присматривать за ними, чтобы мы процветали, как в те времена, когда был жив наш отец. Но после знакомства с этой девицей ему это стало неинтересно!
Хотя я была совершенно уверена, что голову Себастьяну вскружила не кто иная, как Гретель Снэгсби, я решила всё же разузнать кое-какие подробности, прежде чем объявлять о своем потрясающем открытии:
— Как она выглядела?
— Внешность у неё была самая непримечательная. Волосы тёмные, — сказала Эстель, усаживаясь рядом со мной на мягкую кушетку и обнимая шёлковую подушку. — Правда, у неё были огромные голубые глаза. Уверена, она гипнотизировала ими моего брата. Хотя всё равно не понимаю, что он в ней нашёл.
У Гретель были тёмные волосы и голубые глаза — правда, на портретах кисти мамаши Снэгсби эти глаза не казались слишком уж большими или гипнотизирующими. Но это явно была Гретель!
— Держись за что-нибудь, дорогуша, — посоветовала я, уминая последний кусок торта. — Потому что сейчас я раскрою тебе тайну Себастьяна и его единственной любви.
Эстель ахнула. Едва не набросилась на меня:
— Ты знаешь, что произошло с моим братом?!
— Не вполне, — радостно ответила я. — Но я знаю, кто была девушка, которая похитила его сердце.
Барон Дамблби выглядел довольно-таки ошарашенным.
— Ты знаешь? — спросила Эстель.
— Да. А что, неужели ты не рада это слышать?
— Прости, я всего лишь не смогла скрыть разочарования. Мы и так знаем про Анастасию Рэдклифф.
Я недоуменно нахмурилась:
— Кто такая Анастасия Рэдклифф?
— Та самая девушка, о которой ты говоришь, — нетерпеливо ответила Эстель.
В высшей степени неожиданно, согласитесь!
— Матушка дала объявление, что мы ищем сиделку, и Анастасия откликнулась первой. Она сказала, что недавно в Лондоне и у неё совсем нет родни. Моя матушка была добрая женщина и пожалела её.
— Анастасия была такая милая и заботливая, трудно было не проникнуться к ней симпатией, — добавил старый барон.
Эстель метнула в него злобный взгляд:
— Она представила хорошие рекомендации, так что у матушки не было никаких оснований подозревать её в дурных намерениях. — Тут Эстель повернулась ко мне и прищурилась. — Особенно хорошо её рекомендовала близкая подруга нашей старой экономки — женщина вполне достойная доверия, кухарка в доме твоих родителей.
— О? — только и смогла сказать я.
— Миссис Глория Диккенс. Ты ведь, конечно, знакома с ней?
— Впервые о ней слышу, дорогая. Сейчас у нас готовит пигмей из Конго, у него огромный набор пряностей и одиннадцать пальцев на руках.
— Правда? — Улыбку Эстель уже трудно было назвать дружеской. — А я слышала от надёжных людей, что миссис Диккенс до сих пор работает в доме Снэгсби.
— Может, и так. Кто их знает. Повара и кухарки все на одно лицо, верно?
— Анастасия говорила, что снимает комнату в вашем доме, а твои родители утверждают, что в глаза её не видели. Вот почему я уверена, что они знают правду. — Эстель аккуратно взяла чашку и отпила глоток. — Матушка заметила, что Анастасия передаёт Себастьяну любовные письма, хотя доказать ничего так и не удалось. Мы уволили её в тот же день. Три дня спустя Себастьян исчез. И, насколько нам известно, с тех пор их никто не видел.
— Ну конечно. Он сбежал вместе со своей возлюбленной, правда? — сказала я, не сомневаясь, что так и было.
Эстель покачала головой. По щекам её потекли слезы.
— Брат никогда бы так не поступил. Мама велела ему забыть эту девицу, и он обещал, что так и сделает.
— Тогда что, по-вашему, произошло? — спросила я.
— Всё на самом деле очень просто, — сказала Эстель. — Анастасия Рэдклифф убила моего брата.
Когда я вышла на задний двор, миссис Диккенс под миндальным деревом ожесточённо выбивала ковёр из гостиной.
Я взяла с садового кресла вторую выбивалку и присоединилась к экономке. Миссис Диккенс ненадолго перестала колотить ковёр и вытерла
