Когда Эдди оказался там, где ему следовало быть, когда Эдди оказался с мертвыми, Эйприл подумала, что хотела бы вырезать признание в любви на собственной плоти, если бы смогла прожить достаточно долго, – но она не хотела оставаться одна, без Эдди, в этом темном мире. Она встала на колени рядом с ним, взяла нож в обе руки и вспорола себе живот, вонзив лезвие почти по рукоять. Боль пронзила ее, словно молния, и погрузила в темную тишину. Немного спустя сознание вернулось к ней. Она была слишком слаба, чтобы и дальше чувствовать боль. Лежа на полу рядом с Эдди, она нащупала его руку, схватила ее и вспомнила Вермонт в ту давнюю пору, красные клены в ярких осенних одеяниях и юную любовь, а в последний короткий миг подумала: «Что же я сделала?»
42Выслушав содержание всех десяти записок, Моше сел за кухонный стол и принялся читать ксерокопии, принесенные Джейн.
Он включил музыку, заполнившую дом через громкоговорители, установленные в каждой комнате: Моцарт, Концерт для фортепиано с оркестром № 23 – удивительная вещь с сильным началом, какого не смог бы создать ни один другой композитор, музыка, которая даже в это мрачное для Джейн время заражала ее возвышенным оптимизмом – хотелось ухватить его и удержать.
Она сидела за столом с закрытыми глазами, обхватив одной рукой бокал с ароматным «Диндарелло». Спустя какое-то время Моше заговорил, тихо, как всегда, но его голос был хорошо слышен сквозь музыку:
– Я склоняюсь к мысли, что эти люди, по крайней мере большинство из них, убивая себя, пребывали во встревоженном состоянии. Я не нахожу у них депрессии, которая обычно ведет к самоубийству, ничто не убеждает меня, что доносившиеся до них голоса указывают на шизофрению, ничто не говорит о классических душевных болезнях. В этом есть что-то уникальное… и чертовски странное.
Концерт включал эпизод, отличающийся и от предыдущих, и от последующих, – очень медленная часть, насыщенная глубочайшей тоской, которая охватила обоих. Джейн ничего не ответила: она сидела с закрытыми глазами, направлялась вместе с Моцартом туда, куда он вел ее, в средоточие глубочайшей печали, вспоминала Ника и свою давно умершую мать. Когда эпизод завершился и вернулась волнующая мелодия, полная неустрашимого оптимизма, она почувствовала, что тронута до глубины души, но глаза ее при этом не увлажнились. Отсутствие слез, способность управлять собой, подтвержденная сухими глазами, привели Джейн к убеждению, что она готова сделать следующий шаг, каким бы трудным он ни оказался.
43Главная резиденция доктора Бертольда Шеннека и его жены Инги находится в Пало-Альто, неподалеку от его лабораторий в Менло-Парке. Кроме того, они владеют уединенным домом и участком в семьдесят акров в долине Напа, в предгорьях Береговых хребтов; там есть леса и луга со множеством диких животных.
Кое-кому дом кажется неуместным в этих краях – ультрасовременное сооружение из стекла и стали, облицованное гранитом. И Бертольд, и Инга – властные личности, и им нравится, как этот смелый дом возвышается над окружающей местностью, утверждая превосходство человека над природой. Они сидят на задней террасе с бокалами каберне «Кеймус» и глядят на закат, на то, как в этом винодельческом штате наступают сумерки.
Инга на двадцать один год моложе Бертольда, она могла бы рекламировать нижнее белье. Эта женщина с большими аппетитами и сложными желаниями – вовсе не девица легкого поведения, какой кажется. У нее есть обширные интересы и амбиции, а также желание властвовать, не менее сильное, чем у мужа.
Большинство жен при такой разнице в возрасте стали бы возражать, если бы муж взял с собой работу в такое место. Инга, напротив, поощряет его сочетать работу с игрой. Он сидит на стуле рядом с ней, перед раскрытым ноутбуком, и вводит команды, которые передаются через микроволновый передатчик на крыше.
По мере того как сумерки сгущаются, появляются койоты – выходят крадучись из зарослей высокой травы и сорняков за скошенным газоном, в глазах видны отблески низких фонарей, что стоят во дворе. Звери один за другим подходят к террасе, усаживаются в пяти футах от нее и настороженно выжидают. И вот их уже двенадцать, они сидят друг подле друга, на вид такие же дикие, как любые койоты, но в этот момент покорные, как домашние собаки.
– Заставь их лечь, – говорит Инга.
Пальцы Бертольда летают над клавиатурой.
Первым это делает поджарый, который сидит левее всех; койоты ложатся на газон, выставив перед собой передние лапы, кладут на них морды и расслабленно покоятся на траве. Похоже на медленное падение костяшек домино – одна за другой.
– У кого еще в мире есть такая впечатляющая система безопасности? – спрашивает Инга, разглядывая этих двоюродных братьев волков.
Двенадцать хищников смотрят, как добрый доктор и его жена попивают каберне-совиньон и едят сэндвичи с ростбифом, а потом, устроившись на одинарном шезлонге, предаются интимным удовольствиям, от которых и Бертольд, и Инга получают более острые ощущения в присутствии этих внимательных зрителей.
Часть третья
Белый шум
1Моше Стейниц пригласил Джейн остаться на ужин, сказав, что чувствует себя одиноко. Она приняла приглашение… и обнаружила, что у хозяина были и другие мотивы.
Ранее, в тот же день, он приготовил крабовую запеканку, а теперь разогрел ее. Джейн сделала салат. Моше накрыл на стол, нарезал французский хлеб, откупорил бутылку пино гриджио, положенную в лед. Джейн нашла очаровательным то, что он облачился в спортивный пиджак, прежде чем сесть за стол на кухне. Они разговаривали обо всем понемногу, но не касались самоубийств и их расследования, пока, за десертом из свежей земляники и долек киви, доктор не спросил ее о сыне.
Джейн приехала к Моше, чтобы получить анализ записок и выслушать его мнение, но не подумала о том, какие обязательства вынуждена будет взять на себя. Теперь она понимала, что обязана рассказать правду: Моше должен знать, как вести себя, не подвергаясь опасности.
– Расследование этих самоубийств ведется неофициальным образом, Бюро не имеет к нему отношения.
– Я так и думал.
– Я в отпуске. А в последние два месяца ушла в такое подполье, о каком не мечтают даже верящие в скорый конец света.
Она рассказала о мистере Друге, который отправлял к ней Трэвиса с сообщениями о надсаде и молочных барах. И об игре под названием «похищение».
Мерцающий огонек свечи отражался в очках Моше, не давая увидеть глаза, но Джейн видела, что он потрясен, судя по выражению лица, по тому, как он, будто потеряв аппетит, отложил ягоду, которую собирался съесть.
– Мой мальчик в безопасности. И я не хочу, чтобы опасность грозила вам, Моше. Никому не говорите о том, что я была у вас. Они преследуют меня, и если решат, что я рассказала вам слишком много, пойдут неизвестно на
