– Нет. Думаю… я тоже была бы мертва. Он инсценировал бы все по-другому: сначала она убила меня, а потом покончила с собой. – (Паузы Моше были точно выверены и выдержаны, как в концерте Моцарта, который они недавно прослушали.) – Я виню себя в том, что никогда не говорила об этом впоследствии. В том, что позволила ему запугать меня.
– Вы были всего лишь ребенком.
– Это не имеет значения. В критический момент вы либо решаетесь, либо нет.
Моше вставил пробку в бутылку, полную почти наполовину.
– Одержимость начинается не со смерти Ника. Ее корни уходят в события девятнадцатилетней давности. – Он съел ягоду земляники, которую прежде отложил в сторону. – Вы жаждете отомстить за Ника и за свою мать, но главное для вас не это.
Джейн молчала. Моше снял очки, вытащил нагрудный платок из кармана, принялся протирать стекла.
– Вы хотите разоблачить заговор, – продолжил он, – посадить тех, кто за ним стоит, убить их при необходимости, восстановить справедливость, уравновесить чаши весов, чтобы ваш мальчик не мучился всю жизнь от ощущения того, будто он был должен, или до сих пор должен, сделать что-то для восстановления справедливости. Вы не можете избавить его от горя, но можете избавить от чувства вины, которое грызло вас все эти годы. Не так ли?
– Так. Но это не все. Я хочу, чтобы он жил в мире, где люди значат больше идей. Никаких свастик, никаких серпов с молотом, никакого преклонения перед бесчеловечными теориями, которые ведут к гибели десятков миллионов человек. Я вижу, каким взглядом вы смотрите на меня, Моше. Я знаю, что не смогу изменить мир. Я не страдаю синдромом Жанны д’Арк. Я хочу для сына всего этого, но если мне удастся хотя бы избавить его от чувства вины, я буду считать, что совершила нечто достойное.
Моше надел очки.
– Если вы правильно понимаете, какие сильные эмоции движут вами, то, возможно, почувствуете, когда они возьмут верх над разумом. Если вы сможете подавить безрассудство, подогреваемое эмоциями, обуздать свой кураж, тогда у вас есть шанс.
– Чтобы продолжать, мне нужен хотя бы крохотный шанс.
– Хорошо. Если вы верно оцениваете ситуацию, то, вероятно, крохотный шанс – это все, что у вас есть.
2Здесь, в долине Сан-Фернандо, в номере мотеля, у Джейн не было ни сил, ни ясности в мыслях, чтобы заняться материалами, полученными от Джимми Рэдберна. Она положила мусорный мешок с документами в стенной шкаф.
Чтобы уснуть, ей не понадобилась ни водка, ни музыка. В девять она легла и вскоре погрузилась в сновидения.
Около полуночи ее разбудил пистолетный выстрел. Рев двигателя гоночного автомобиля. Даже двух. Скрежет покрышек. Мужчина, выкрикивающий что-то неразборчивое. Еще три выстрела, один за другим, – вероятно, ответный огонь.
Она вытащила пистолет из-под подушки и села в кровати, окутанная темнотой.
Судя по металлическому звуку удара, одна машина боком задела другую. Может быть, кто-то, проезжавший мимо, поцарапал припаркованный автомобиль.
Потом они умчались. Благодаря эффекту Доплера рев двигателей стал более низким и затем стих, удалившись в обоих направлениях, словно водители обменялись выстрелами и убежали друг от друга.
Джейн посидела еще некоторое время, но больше ничего не случилось. Ни рева полицейских сирен в ночи, ни сообщений о стрельбе.
Она положила пистолет обратно под подушку. Все-таки бандитская столица страны была не здесь. Эта честь принадлежала Чикаго, хотя другие города тоже боролись за первенство.
Она лежала и думала о том, что это происшествие было всего лишь белым шумом, постоянно кипящими на медленном огне насилием и хаосом, задником современной жизни. Люди настолько привыкли к этому белому шуму, что более важные признаки насилия (например, быстрый рост числа самоубийств) ускользали от их внимания.
Нет, она не лежала, мучаясь бессонницей. Она стала думать о Трэвисе, которому ничто не угрожает под крылом Гэвина и Джессики, чей дом по ночам охраняют немецкие овчарки, и наконец уснула.
3Джейн проснулась в 4:00, приняла душ, оделась, села за круглый обеденный столик и принялась просматривать отчеты судебно-медицинских экспертов о результатах вскрытия тел самоубийц в тридцати двух различных местах. Четыре – из больших городов, двенадцать – из средних, восемь – из пригородов, восемь – из районов с низкой плотностью населения, где окружной коронер обслуживал все маленькие городки.
К каждому отчету прилагались фотографии тел на месте их нахождения. Она старалась не смотреть на эти фото. Но строптивого дикаря, живущего в мозгу каждого человека, влечет в те места, которые передний мозг считает слишком темными для цивилизованного осмотра, и глаз иногда предает нас.
Формально закон требовал вскрытия в случае самоубийства, но в большинстве мест судмедэксперту или коронеру, как бы он ни назывался, разрешалось проявлять некоторую гибкость в тех случаях, когда он (или она) не сомневался в самоуничтожении покойного. Такая форма самоубийства, как смерть от руки полицейского, всегда влекла за собой вскрытие, а также вопли журналистов и порой – судебное расследование. И напротив, если человек был подвержен депрессии, предпринимал попытки свести счеты с жизнью, кровь обязательно исследовали на предмет наркотиков, а само тело подвергалось тщательному визуальному обследованию для выявления следов насилия, не связанных с причиной смерти. Однако при отсутствии признаков убийства вскрытие и исследование внутренних органов обычно не производилось.
Просмотрев отчеты из двух больших городов – Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, Джейн сделала три любопытных открытия. Во-первых, самоубийц, которые казались хорошо устроенными членами общества (психически устойчивыми, физически крепкими, с полной семьей, профессионально успешными), было даже больше, чем гласила общенациональная статистика. Это было настолько поразительно, что судебно-медицинские эксперты и помощники коронеров, которые производили стандартную или расширенную аутопсию, часто отмечали этот факт в своих отчетах.
Во-вторых, в Нью-Йорке генеральный прокурор штата вместе с окружным прокурором города одобрили новые рекомендации для судмедэкспертов, которые не только позволяли, но и поощряли более частые, чем прежде, отказы от вскрытия, – только визуальный осмотр и обычный токсикологический анализ. Они ссылались на бюджетные ограничения и недостаток персонала. Эти новые рекомендации так встревожили некоторых экспертов, что они упомянули их в своих отчетах, рассчитывая избежать возможных обвинений в халатности.
В-третьих, в Калифорнии некоторые медицинские эксперты были обеспокоены тем, что год назад генеральный прокурор штата, ссылаясь на нехватку средств и персонала, выпустил инструкции – а не просто рекомендации, как в Нью-Йорке, – и включил в них предупреждение о сокращении финансирования всем городам или округам, где коронеры продолжат по своему усмотрению производить полномасштабную аутопсию в «случаях, когда отсутствуют четкие признаки убийства, убийства второй степени, непредумышленного убийства или обоснованные подозрения в их совершении». Отказ от вскрытия иногда диктовался желанием сосредоточиться на убийствах, совершаемых членами наркобанд и террористами, и своевременно реагировать на них – число таких преступлений постоянно возрастало. Некоторые коронеры в своих отчетах ссылались на эти инструкции или приводили их текст в приложении, чтобы защитить себя от обвинений.
Государственных служащих в
