Элси расправляла ленту, когда рояль взвизгнул высокой нотой, отозвавшейся эхом из-под лепного потолка. Какое-то время звук, жалобный, слабый, висел в воздухе, прежде чем угаснуть.
– Миссис Бейнбридж, – прошептала Сара. – Миссис Бейнбридж, смотрите.
Элси застыла. Ладони мгновенно вспотели так, что перчатки прилипли к оберточной бумаге. Дюйм за дюймом она поднимала глаза, готовясь и боясь увидеть нечто кошмарное.
Это был воробей. Всего-навсего воробышек, сидевший на крышке рояля. Наклонив голову набок, он смотрел на них. Над клювом блестели крошечные черные глазки.
– Какой красивый, – сказала Элси негромко, чтобы не спугнуть птаху. – Лучше, чтобы его не увидел Джаспер.
Сара заулыбалась.
– Нет ли у вас каких-нибудь крошек? Мы бы посыпали их на крышку рояля, чтобы он поклевал.
Элси подошла к тумбочке. На тарелке было с дюжину крупинок кекса.
– Да, есть. Но я не хочу подходить, чтобы не спугнуть его.
Воробей вприпрыжку переместился ближе. Сложив на спинке крылья, он расправил грудь и открыл тонкий клювик, собираясь зачирикать.
В этот момент в парадную дверь трижды громко постучали. Воробей проворно вспорхнул и вылетел в открытое окно. Только на рояль медленно опустилось бурое перышко.
– Кто бы это мог быть? – Элси подошла к окну и попробовала заглянуть за кирпичный угол восточного крыла. Ей удалось рассмотреть только подъездную аллею – экипажей не было.
– Я думаю… – нерешительно начала Сара, – я думаю, может быть, это мистер Андервуд.
– Мистер Андервуд? Я не помню, чтобы приглашала его.
– Нет, – Сара опустила крышку на клавиатуру. – Вы и не приглашали. Мне крайне неловко, миссис Бейнбридж. Это я. Я его пригласила.
– О. Понимаю.
– Это только потому, что…
– Вы могли бы упомянуть об этом. – Элси было не по себе, это известие застигло ее врасплох. В определенном смысле – она не сказала бы с уверенностью, в каком именно – оно ее оскорбило. – Я не готова принимать гостей.
– Но я пригласила его не как гостя. – Поднявшись, Сара нервозно поправила прическу. – Скорее, как… советчика.
Еще три удара, на этот раз более настойчивых.
– Я хочу поговорить с ним о Гетте.
В животе у Элси шевельнулся страх.
– Сара…
– Я подумала, что он, возможно, знает, как поступить. Церковь занималась экзорцизмом в прошлом.
Экзорцизм. Слово казалось чужим, царапающим, им можно было подавиться. Произнести его было так же трудно, как самой заговорить на каком-то бесовском наречии. Ах Сара, о чем она думает?
– Неужто вы всерьез собираетесь просить викария о проведении какого-то ритуала?
– Нет! О нет, я не думаю, что Гетту нужно изгонять или что-то подобное. Я просто хотела посоветоваться с ним.
Зазвонил дверной колокольчик.
– Ну разумеется, никто так и не удосужился открыть дверь, – с досадой проговорила Элси. – Придется мне сделать это самой.
Она рада была предлогу выйти из комнаты, подальше от экзальтированной Сары. Мистер Андревуд, по крайней мере, поставит ее на место. Он человек хотя и верующий, но, надо надеяться, не суеверный.
В Большом холле было холодно и темно. Камин затопили, но огонь никак не желал разгораться. На висящих по стенам церемониальных мечах и доспехах не играли отсветы огня, металл оставался серым и тусклым. В открытую входную дверь дул ветер. На пороге стоял Андервуд с длинной коробкой в руках.
– Добрый день, миссис Бейнбридж. Простите меня за вторжение. Я позвонил, но дверь оказалась незапертой, она распахнулась – а я нашел вот это, лежавшее на ступенях.
– Это, должно быть, мое новое платье! Я целую неделю жду, когда же его доставят из Торбери Сент-Джуд.
– Как раз вовремя, к Рождеству. Очень удачно, – войдя, викарий положил коробку на восточный ковер. Элси опустилась на колени – не такая простая задача в последнее время, при ее-то растущем животе – и провела рукой по упаковке. Ни надписи, ни наклейки, только лента, оливково-зеленая с золотом.
Мистер Андервуд стянул с головы шляпу. Под головным убором его светлые волосы смялись и казались прилизанными.
– Скажите, дома ли мисс Бейнбридж? Я получил от нее записку, в которой она сообщает, что хотела бы со мной переговорить. Должен сказать, я насторожился. Ее письмо показалось мне… сумбурным.
– Она в музыкальном салоне. – Элси не сводила глаз с посылки. Ей очень хотелось во всем признаться: рассказать Андервуду о занозах на коже Руперта, о детской, о мансарде, об отпечатке руки, о глазах. Но произнести такое вслух невозможно, все это будет выглядеть, как нелепый фарс. Невозможно найти объяснение страху. Его просто чувствуешь, как слышишь в тишине рычание, от которого заходится сердце. – Мне кажется, что я должна предупредить вас, мистер Андервуд, что мисс Бейнбридж хочет обсудить с вами свои верования. Они весьма… необычны. Много лет она служила у очень старой и капризной дамы. Я полагаю, что там собирался круг тех, кто увлекается спиритизмом.
– Ах.
– Надеюсь, вы согласитесь, если я скажу, что к подобным вещам следует относиться… с опаской.
– Совершенно с вами согласен. Хотя церковь не отрицает существования духов, она крайне отрицательно относится к любым вмешательствам в эту область. Вспомним хотя бы Аэндорскую волшебницу и то, как был наказан царь Саул за то, что стал советоваться с медиумом.
К Элси возвращались отрывочные воспоминания о воскресной школе: царь Саул, который нуждался в совете своего пророка Самуила, умоляет женщину вызвать дух пророка. Для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?
Воспоминание взволновало ее, подтвердив догадки. Такое возможно.
Элси прочистила горло.
– Вы должны понять, что Сара особенно восприимчива к влиянию этих мошенников – месмеристов и медиумов. Ее родители скончались, когда она была совсем еще юной. Лишившись семьи, она осталась без защиты… Но могу ли я быть уверена, что вы попытаетесь убедить ее в недопустимости этих вещей? Со всей присущей вам деликатностью?
– Даю вам слово, – все еще стоя на коленях на полу, Элси подняла голову. Андервуд смотрел на нее мягко – почти нежно, подумала она с испугом. – Я ведь как-то говорил вам, что желал бы просвещать Фейфорд и искоренять подобные суеверия.
– Я помню и думаю о Фейфорде, мистер Андервуд. На праздники из Лондона приедет мой брат. Если вы порекомендуете каких-то самых подходящих девочек из деревни, я попыталась бы уговорить его взять их в обучение на фабрику. Жалованье небольшое, но все наши дети посещают школу – по крайней мере, два часа в день. У них будет работа, еда и крыша над головой. Сухая, без протечек. Приличное платье. А также их научат ремеслу. Что скажете?
– Скажу, что это лучший дар, какой я когда-либо получал, – лицо викария озарилось блаженной улыбкой. – Признаюсь, я уже мог бы назвать имена самых подходящих детей. И у их родителей не должно быть предубеждения против вашей фабрики. Они боятся только этого дома. Кстати, – он вынул из кармана конверт из оберточной бумаги, перевязанный веревкой. –
