– Нет, нет, нет!
Заходясь от ужаса она, наконец, освободила ноги.
Раздался протяжный басистый скрип. Элси вдруг полетела куда-то – она падала, падала, пока не ударилась спиной об пол.
Парализованная болью и шоком, она лежала, не шевелясь.
Медленно, с большим трудом она повернула голову и сбоку от себя увидела деревянную лошадку-качалку. Под ней провалился пол. Она оказалась в детской.
Больница св. ИосифаИз сна ее вырвал резкий свист, пронзительный и гнусавый. Она попробовала встать на ноги. Мир вокруг расплывался в тумане.
Звуки тоже двоились, отдавались эхом: топот сапог по полу, крики. Отчетливо звучал только визгливый свист, пока не распахнулась дверь. В комнату гурьбой ввалились санитары – никто из них не был ей знаком. Различать их было непросто, все с непроницаемыми лицами, омраченными заботой. Своими мускулистыми руками они схватили и заломили ее руки за спину.
– Миссис Бейнбридж, – голос доктора Шеферда. Она с облегчением вздохнула, но доктор неодобрительно покачал соломенной головой. – Ах, миссис Бейнбридж, такого я не ожидал. Что случилось?
А что случилось?
Он показал куда-то влево.
– Что случилось с этим столом?
Извернувшись в руках санитаров, она попыталась посмотреть. Ее письменный стол был разрушен. Ящики разбросаны по полу, некоторые перевернуты вверх дном, у других дно и вовсе выбито. На дереве она увидела какие-то отметины. Следы зубов? Да, это следы зубов. Но чьих?
Подойдя к столу, доктор Шеферд присел рядом с ним на корточки, словно изучая некий научный образец.
– Примечательно. Весьма примечательно. Как это могло получиться?
Хотела бы она знать. Другой пациент проник в палату, пока она спала? Но она бы наверняка услышала! Это мог быть только тот, у кого есть ключ, кто может запирать и отпирать двери, двигаться неслышно, бесшумно, как…
Боже милостивый, нет.
Дерево. Они всегда появляются из дерева.
Вперед выступила высокая сестра с острыми, как бритвы, скулами.
– Вот что она творит, доктор. Ломает все на куски.
– Я не уверен, что это она, – пробормотал доктор Шеферд.
– Что?
По его лицу прошла тень сомнения. Ей хорошо это помнилось: то мгновение, когда и она внезапно стала сомневаться в собственных чувствах.
– Во-первых, я не верю, что у миссис Бейнбридж хватило бы сил на такие разрушения. А кроме того, взгляните на нее внимательно. Ее сорочка не порвана, а на руках ни заноз, ни крови, – он вынул карандаш и потыкал им в ящик. – Не представляю, как можно устроить нечто подобное, не поранив при этом себя.
– То есть, вы хотите сказать, что стол сам себя разрушил?
– Нет, – Шеферд выпрямил согнутые ноги, прикусил кончик карандаша зубами. – Нет, это, разумеется, невозможно. Но вы же слышали удар? Что это было? Что побудило кого-то вызвать всех нас сюда свистком?
– Свистком воспользовалась я, – сестра вздернула подбородок. – Я услышала отсюда странный шум, а обычно у нее здесь тихо, как в могиле.
– Звуки ударов? Она должна была поднять неимоверный шум, чтобы привести стол в такое состояние.
– Нет, не удары. Я слышала это всего несколько минут. Это звучало, как… даже не знаю, как описать… Царапанье или тихий скрежет, как будто у нее был инструмент вроде пилы.
Шеферд посмотрел прямо в глаза Элси.
– Вы могли бы, например, – спросил он, обращаясь по-прежнему к сестре, – предположить, что этот звук напоминал шипение?
У нее задрожали колени.
– Да, точно так, доктор. Нечто вроде скрежещущего шипения.
Господи, что она наделала? Ни в коем случае нельзя было описывать свою историю, даже не пытаться ее вспоминать.
Доктор Шеферд сосредоточенно поджал губы.
– Ничего страшного. Просто пришлите кого-нибудь прибраться здесь. Пока палату будут приводить в порядок, миссис Бейнбридж нужно подобрать другую комнату.
Санитар шумно задышал у нее над ухом, обдав ее запахом эля.
– Нам что, вытащить ее отсюда, доктор?
– Нет, нет, – возразил он. – Оставьте миссис Бейнбридж в покое. Я отведу ее к себе в кабинет.
– В ваш кабинет, – с недоверием повторила сестра.
– Да. И отпустите ее, пожалуйста. Она обопрется на мою руку.
Шеферд подставил ей локоть, белоснежный и незапятнанный. Она ухватилась за него, словно утопающая за соломинку.
Сестра и санитары что-то неодобрительно бубнили, пока доктор выводил ее из палаты.
Давно ей не доводилось ходить, как леди, в сопровождении джентльмена. Но сейчас она не могла оценить это как следует. Ужас сковал все ее существо. Счастье, что доктор Шеферд был молод и силен, так как ему пришлось буквально тащить ее на себе по бесконечным коридорам к переходу, где гуляло глухое эхо, а со стен облупилась краска.
– Вот мы и пришли, – сказал доктор.
В своей истории она описала, как бросила вызов, как сражалась с компаньонами. Сейчас доктору Шеферду пришлось втаскивать ее в дверь и усаживать в кресло, как парализованную. Она уже давно не могла говорить, а теперь почти лишилась способности двигаться. Осталось ли у нее хоть что-нибудь еще, кроме страха?
Кабинет доктора оказался намного теснее, чем ей представлялось. Стены зеленого и белого цвета, точно такие же, как и во всей больнице. Здесь был добротный, прочный письменный стол и медная лампа, но кроме этого, почти никакой обстановки. На стене она заметила колокольчик, какие используют, чтобы вызывать прислугу. Где-то определенно были и часы, она слышала тиканье, размеренное, намного медленнее ее частого, с перебоями, пульса.
– Я искренне сожалею о случившемся, миссис Бейнбридж. Прошу вас, не терзайтесь из-за этого. Теперь, задним числом, я понимаю, что просто обязан был предвидеть нечто подобное, – вздохнув, Шеферд сел по другую сторону стола. Он был заметно бледнее, чем обычно, глаза ввалились. Больница ни для кого не проходит даром. – В вашем деле имелись все указания. Если вы больше не бежите от неприятных воспоминаний, ваше естественное инстинктивное побуждение – бороться с ними. Вполне понятно. Выплеск гнева, если он направлен в верное русло, может принести очищение. – Он забарабанил пальцами по столу. – Но, чтобы наша с вами работа продвигалась более успешно, лучше вам обсуждать со мной свои чувства и побуждения, а не давать им волю. Я обязан включить в отчет свои наблюдения и… ну, скажем так, акты насилия и агрессии не способствуют тому, чтобы представить вас в выгодном свете.
Не веря своим ушам, она покачала головой. Скрежет! Как он объяснит шипение и скрежет? И ведь он же сам говорил, что она должна была бы пораниться о стол. Желая высказать это, она протянула к нему руки – но мел и доска остались в палате.
– Да, – произнес он, заметив это движение, – я полагаю, нам придется отказаться от этого. Судя по тому, что рассказала сестра Дуглас, у вас наметился прогресс и вы уже можете высказаться. Пусть даже это пока нечленораздельные звуки – которые вы сами же и описали в своей собственной истории… Я начинаю думать, что это «шипение» имеет куда более глубокое значение,
