На этот раз повязку она снимать не стала – из принципа. Нащупала рукой кресло, присела на мягкую холодную кожу, пристроила на коленях сумочку.
– Мадемуазель Шапталь! – мягко проговорила темнота. – Все эти предосторожности – исключительно вам во благо. Мы исключаем все, что может помешать вашему скорейшему освобождению.
Девушка вскинула голову:
– «Ни один человек не может быть подвергнут обвинению, задержанию или заключению, иначе как в определенных Законом случаях и согласно предписанным им формам».
Темнота согласно вздохнула. Эксперт Шапталь представила, как может выглядеть тот, кто сидит напротив. Немолод, серьезен, в строгом костюме при галстуке и орденской розетке. Большой-большой начальник…
– «Никто не может быть наказан иначе, как в силу закона, изданного и обнародованного до совершения проступка и законным образом примененного». Декларация прав человека и гражданина, 26 августа 1789 года, учил когда-то… Остается вспомнить, сколько тысяч невинных погибло после того, как она принята. Не намекайте, вы попали не в Средневековье, не во дворец короля-самодура. Скорее наоборот, законы мы исполняем, причем очень скрупулезно. Поэтому вы здесь – и живы… Повязку снимите?
– Не хочу, – отрезала Мод. – Видеть вас – ни малейшего желания. То, что здесь не Средневековье, я уже поняла. На рыцарей вы никак не похожи, те не устраивают провокации. Вы больше напоминаете испанскую инквизицию, а это уже Новое время. Ловите девушек, запираете в камеру и грозитесь трибуналом. Робеспьера на вас нет!
Темнота долго молчала, наконец, послышалось негромкое:
– Напрасно вы так, мадемуазель. Вы слишком серьезно отнеслись к тому, что наговорила подследственная Оршич… Нет, мы не подслушиваем, не думайте… Ей, кстати, никто напрасно не грозит, под трибунал бы вашу знакомую отправили в любой стране и в любой армии. Представьте, что французский летчик… Ну, скажем, угнал новейший самолет и начал воздушный террор в небе Германии. Как бы к такому отнеслось ваше правительство? Без объявления войны, в нарушение всех действующих соглашений…
Эксперт Шапталь оценила, прикинув, что с таким парнем она бы непременно захотела познакомиться.
– Ваш случай совсем иной. Для начала требуются подробные показания…
Девушка рассмеялась.
– Не дождетесь! Не знаю, что за порядки на этом летающем корыте, но давать показания я буду только на территории Франции в присутствии адвоката. Точка!
– На территории Франции вы показания давать не сможете, – голос неизвестного загустел тяжелой горячей смолой. – В принципе, мы можем отпустить вас прямо сейчас. Есть такая операция – выжигание памяти. Маленький фрагментик можно удалить практически без последствий, но вы узнали слишком много. Хотите остаться растением до конца своих дней?
Мод закрыла глаза, и в темноте стало еще темнее.
– А еще можно отрезать руки, снять кожу, изнасиловать и распять на кресте.
Встала, нащупала подлокотник, сжала пальцы.
– И остаться людоедом – до конца своих дней. У вас, надеюсь, все?
– Думал, вы захотите узнать о судьбе своих спутников, – равнодушным тоном проговорил незримый.
Мод постаралась не дрогнуть лицом.
– Конечно, думали. Еще одна возможность для шантажа. Но мне почему-то кажется, что нас троих вы не проглотите.
* * *Большая выставка Теодора Жерико должна была открыться в Лувре, в галерее Карусель. Власти подготовились основательно, предусмотрев все возможные меры безопасности. Эксперт Шапталь тоже отнеслась к делу серьезно. Все известные коллекционеры работ великого романтика занесены в картотеку, теперь же ей хотелось посмотреть на них вживую. Знакомиться не собиралась, иногда более полезен взгляд со стороны. То, что Прюдом там будет, она не сомневалась – обязан! Много работ привезено из провинциальных музеев, редкий случай увидеть все сразу. А вот похищения на этот раз почему-то не ждала. Не из-за усиленной охраны, напротив, Прюдом из тех, кто любит рисковать. Однако девушка уже начинала понимать логику своего профессора Мориарти. Выставка – праздник, нечто вроде перемирия. Неведомый ценитель неспешно, с толком, присмотрится к каждой картине, выберет, занесет в свою собственную картотеку.
Опознать его не надеялась, но в глубине души самонадеянно мечтала, что Прюдом подойдет к ней сам.
Поддельный Энгр – перчатка, брошенная ей в лицо. Картину Мод изучила очень тщательно, и сделала свои выводы. Прюдом не просто написал неплохую копию, он честно попытался понять мастера, пойти его путем – от геометрически идеального рисунка к столь же математически выверенной палитре. Не получилось, Энгр и Жерико – считай, антиподы, олимпийское спокойствие и романтическая ярость. У Прюдома в жилах – слишком горячая кровь.
На выставке Мод бывала каждый день, присматриваясь больше к людям, чем к картинам. Вернувшись домой, в квартирку о трех вагонах, записывала впечатления, пополняла картотеку. Немедленного результата не ждала, надеясь, что ворох фактов рано или поздно сложится в систему. Повидала почти всех коллекционеров с тугими кошельками, выделила из них тройку наиболее перспективных и уже приготовилась к тому, что на этом все и завершится. Поединок с Прюдомом, бой с неуловимой тенью, кавалерийским наскоком не выиграть. У профессора Мориарти имеется своя картотека, и он уже сделал нужные пометки в ее карточке.
Очередной день никаких сюрпризов не принес. Публики на этот раз было значительно меньше, только у грандиозного и страшного «Плота Медузы», как обычно, собралась толпа. Мод отошла подальше, к поздним работам. Ей они были понятней. Романтическое буйство ушло, остались горечь и безнадежность, сквозь которые проступало истинное величие умирающего мастера.
Портреты безумцев отталкивали непривычным запредельным реализмом и одновременно странно притягивали. Девушке внезапно показалось, что это и есть истинный автопортрет Теодора Жерико. Прюдом это тоже оценил…
– Такое впечатление, что он рисовал самого себя, – негромко проговорил незнакомый мужской голос, и Мод согласно кивнула. Потом опомнившись, поглядела на того, кто стоял рядом. Светло-серый смокинг, жилет, расстегнутый на верхнюю пуговицу, галстук-бабочка в тон, из нагрудного кармана, с нарушением всех приличий, выглядывает чья-то визитная карточка…
– Я вас знаю, мадемуазель Шапталь. Вас называют внучкой Энгра.
Она вновь кивнула, почему-то совсем не удивившись, посмотрела ему в лицо, не думая, прикрыла ладонью родимое пятно на щеке.
– Д-да. А вас все почему-то называют Шефом.
Он что-то ответил, завязался разговор, но Мод вдруг поняла, что не слышит саму себя. Негромко, словно предупреждая, звякнули ключи в сумочке, а