Единственную улицу преграждал маленький, иссеченный пулями зеленый грузовичок. В кабине было пусто, но из кузова свешивалась чья-то рука, еще один труп в уже привычной красноармейской форме лежал возле задних колес. Винтовка, очень длинная, со штыком… Останавливаться нельзя, и Лонжа мог лишь скользнуть по оружию завистливым взором. Снять хотя бы штык!.. Нет, и это не годится, полуметровый стальной штырь не спрятать.
Село словно вымерло, даже собаки не лаяли. За редкими, словно старая гребенка, заборами темнели большие бревенчатые дома. Крыши под слоями старого камыша, маленькие подслеповатые окна, резные двери. Церковь тоже была деревянной, с высоким изящным куполом. Пока шли, Лонжа пытался понять, что здесь произошло. Выходило одно – передовой дозор ночью втянулся на улицу, и тут его встретили. Три тела в старой польской форме без погон лежали сразу за грузовиком.
В центре села – небольшая площадь, в торце еще один дом, но не деревянный, кирпичный. У крыльца – затоптанный сапогами красный флаг. И снова трупы, на этот раз в штатском, трое мужчин и женщина. Пахло гарью и порохом.
– Быстрее! Быстрее!..
Дальше вновь потянулась улица между рядами бревенчатых домов, но смотреть по сторонам стало некогда. Фельдфебель то и дело подгонял, и Лонжа успел заметить только лежавший посреди дороги мотоцикл. А дальше снова трупы в зеленой форме с петлицами, прямо под ногами, приходилось их обходить, а иногда и переступать. Командир взвода злился, ругаясь сквозь зубы.
– Не останавливаться! Быстрее…
И тут сухо ударил выстрел. Фельдфебель умолк на полуслове, затем сложился, словно картонная игрушка, пополам…
– Падай!.. – отчаянно заорал кто-то.
Не успели. Выстрелы! Еще двое небритых упали в сухую дорожную пыль.
– Снайпер! Снайпер!..
* * *Лонжа лежал носом в землю, старясь не двигаться лишний раз. Задело еще двоих, на этот раз не смертельно – небритого и дезертира Кельна. Теперь стреляли в ответ, много и без всякого толка. Фельдфебель мертв, а заменивший его унтер-офицер явно растерялся. Лонжа прикинул, что снайпер наверняка один, и на прежнем месте его давно нет. Да и незачем неизвестному стрелку искать близкого знакомства с недостреленными. Лес рядом, сразу за стоявшими позади домов бревенчатыми сараями.
Он приподнял голову и быстро осмотрелся. Половина взвода лежит, вторая жмется к заборам. Унтер-офицер перебегает вдоль улицы, пытается командовать. Что еще? Еще – труп, очередной, тоже в красноармейской форме. Лицом в пыль, шапка-буденовка пробита пулей, винтовка на земле, вещевой мешок, подсумки…
Лонжа приподнялся на локтях и быстро, одним рывком, прополз вперед. Винтовку трогать не стал, сразу расстегнул один из брезентовых подсумков. Пошарил рукой… Патроны. Подтянулся, подполз ближе. Второй подсумок. Есть! Граната!
– Спасибо, парень!
Он уже хотел отползти подальше, но на всякий случай вновь окинул взглядом убитого. Рядовой, если по-русски, «красноармеец». Пистолет не положен, боевой нож – тоже, его у русских носит только разведка.
Не положен… Плохо в жизни без ножа! Где его носят, если не по уставу?
Из правого голенища выглядывала плексигласовая наборная рукоятка. Лонжа, боясь спугнуть удачу, перекатился по земле, скользнул рукой по сапогу… Нож был похож на финский. Палец лег на острую кромку заточки.
Отлично!
Пора уходить, стрельба стихала, лежавшие на земле уже начали вставать. Он быстро отполз назад…
– В колонну по одному! Бего-о-ом!
Голос унтер-офицера сорвался на визгливый фальцет.
На ближайшем привале после переклички стало ясно, что взвод растаял на треть. Раненых в строю не оказалось – исчезли сразу после того, как село осталось позади. Не было и дезертира Кельна, значит, еще минус один.
Шестеро…
– Подпалили им хвост, – мрачно ухмыльнулся Ганс Штимме. – Verfluchte! Жаль, не увидим как всех этих гадов – к ногтю!
Лонжа попытался представить, что происходит сейчас в лесах Вайсрутении. В первые дни русские наверняка растерялись, но теперь очухались и начали стягивать войска. Белорусский военный округ – один из самых сильных в СССР. Потому и держит отряд курс на запад, прямиком к границе.
– Ничего, дезертир Митте. Постараемся увидеть.
6Распятый у дальнего занавеса паук – черный многоногий тарантул – взлетел над сценой, разрывая невидимые путы. Стоящий рядом человек в ярко-синем трико поспешно отступил на шаг. Поздно! Тела сплелись, упали многоцветным клубком… Вскочили, держась за руки, замерли… Музыка не стихла – оборвалась на высокой ноте.
Аплодисменты ударили тяжелой волной. Девушка в черном трико – смертоносный тарантул – улыбнулась, попытавшись присесть в поклоне, но внезапно покачнулась, словно не чувствуя ногами сцену. Стоявший рядом обхватил ее за плечи, притянул к себе и помахал залу свободной рукой.
– Браво! Браво!..
Мод не аплодировала, благо на нее никто не смотрел. «Тарантелла: жизнь и смерть», номер-сенсация кабаре «Paradis Latin», ее не слишком впечатлил. Работу актеров оценила, восхитилась четкой графикой танца, но – не больше. Тарантелла показалась излишне напыщенной и странно холодной. Жизнь и смерть, тщательно рассчитанные на логарифмической линейке.
Зал продолжал хлопать, на сцену несли букеты, и эксперт Шапталь решила, что самое время уходить. Путь за сцену, к артистическим уборным, был ей хорошо известен. Один из ее кратковременных «случаев» работал именно в «Paradis Latin». Не танцором, заведующим костюмерной. Тоже художник, как она сама – и тоже в прошлом.
Она пришла не первой – у нужной ей двери уже собралось несколько поклонников. И снова цветы, очень много. Мод стала по другую сторону коридора и принялась ждать. Нидерландец с очень длинной фамилией (чертежным почерком по белой гладкой стене), которому она позвонила из холла «Гранд-отеля», узнав, что дело спешное, пригласил прийти прямо в кабаре. Что делает там Йоррит Марк Альдервейрельд, помощник Марка Шагала, куратора выставки «Искусство Свободной Германии», девушка даже не рискнула себе представить – пока не увидела афишу. Поразилась, но потом решила, что из всех недавних открытий это – не самое невероятное.
На этот раз аплодисменты прозвучали негромко. Не потому, что людей в коридоре мало – возвращение артистов не слишком походило на триумф. Девушка в черном трико еле шла,
