Швейцария, Лозанна, кантон Во.
3Они встретились в час дня там же, где и в прошлый раз, у подножия каменной лестницы, ведущей в бывший королевский дворец, разжалованный в почтамты. Лонжа был весел, одарил сержанта букетом белым хризантем, и они, взяв здесь же, на Макс-Йозеф-плац, такси поехали, как и положено новобрачным, развлекаться. Луг Терезы, место ежегодных мюнхенских Октоберфестов, огромное колесо обозрения, легкий свежий ветер, белые перистые облака в зените.
Никто даже не спросил, чем был занят каждый из них утром. День казался слишком хорош, хризантемы прекрасно смотрелись на фоне серого платья, а с вершины медленно движущегося колеса прекрасно виден Мюнхен, единственный, неповторимый, незабываемый.
Ему двадцать три, ей на два года меньше. Оба выжили.
* * *– Так и договоримся, герр Первый. Конспирация не слишком серьезная, но не стоит лишний раз повторять фамилии и титулы. Надеюсь, никто не будет в обиде.
В комнате с яркими витражными окнами их собралось трое. Одного Лонжа знал, с другим познакомился уже здесь. Оба намного, чуть ли не вдвое старше, и считаться в этой компании Первым было очень неуютно.
Солнце только-только встало, лучи, пробиваясь сквозь цветное стекло, оживляли старые, много повидавшие стены.
– Мы все решились, герр Первый. Нас не требовалось убеждать, все мы – преданные слуги дома Виттельсбахов. Но есть и другие, особенно среди тех, кто не помнит правильные времена. Что нам им сказать? Просто «честь» и «верность» – этого, к сожалению, мало.
Герр Второй – самый старший, его Лонжа помнил с самого детства. Давний друг покойного деда.
Что сказать?
– Скажите им о нашей Баварии…
* * *– Собор Святого Павла, неоготика, не слишком интересно, – перечислял он то, что открывалось перед ними. – А вот за ним собор Святого Петра, это совсем другое дело. Его зовут «Старина Петр», стоит уже семь веков. Там есть статуя апостола со съемной тиарой. Ее убирают, когда умирает Римский Папа. А еще уникальные фрески…
Она слушала, улыбалась, время от времени поднося цветы к лицу. Когда колесо повернуло вниз, легко коснулась ладонью его руки.
– У тебя счастливый вид, солдатик. Не хочу тебя огорчать, но в Мюнхене я бывала, и прекрасно помню, что самое высокое здание в городе – Фрауенкирхе, ровно 99 метров, а на Мариенплатц когда-то проводились рыцарские бои. Кстати, сегодня утром купила билет и честно осмотрела Резиденцию. Храм Всех Святых мне не понравился, только два выхода, и оба очень легко перекрыть. А еще я подобрала тебе пистолет, очень удобный. Австрийский «Spatz», маленький такой «воробушек», можно спрятать в любой карман.
Поцеловала парня в щеку, погладила по светлым волосам.
– Венчайся спокойно, солдатик. Я буду у тебя за спиной.
И он успокоился.
* * *– …После того, как Бавария будет юридически восстановлена, мы создадим законное правительство в изгнании. Франция согласна нас принять, там очень опасаются Гитлера. Нас признают де-факто, мы сможем воспользоваться частью финансовых авуаров, оставшихся со времен монархии. А главное, будущее Баварии станут обсуждать именно с нами, а не со случайными людьми из Берлина.
– Это если и будет, то нескоро, – негромко возразил Третий, чья штатская одежда не могла скрыть военной выправки. – А сейчас? Мы все против революций. Я могу согласиться на военный переворот, чтобы свергнуть Ефрейтора, однако до этого еще далеко. Что можно сделать сегодня?
Лонжа, герр Первый, невольно кивнул. Он и сам думал об этом, и в Штатах, и в бетонном пенале одиночки, и в темноте лагерного барака.
Сегодня…
* * *– Когда-то это называлось «Scrutinium», – сказал дезертир Лонжа сержанту Агнешке. – Обязательное испытание, трудные вопросы и мудрые ответы. К примеру, сколько стоит монарх во всем величии его?
– Наверняка дорого, – улыбнулась она, но светловолосый парень ответил серьезно:
– Христа оценили в тридцать монет. За Его помазанника дадут слегка поменьше.
Они сошли на землю и не спеша направились мимо шумных аттракционов к стоянке такси. Дел у каждого еще много. Колесо обозрения – маленькое окошко посреди суеты.
– Меня с детства пугала судьба Людвига, Второго сего имени, может быть лучшего короля из всех Виттельсбахов. Он сделал почти невозможное – сохранил страну, когда вокруг все стало рушиться. А еще вложил деньги в Будущее, и Бавария по сей день богатеет благодаря его замкам и театрам. Это куда выгоднее, чем строить сталелитейные заводы.
– Который с Вагнером дружил? – вспомнила девушка. – Фестиваль в Байроте, конечно! Но ведь его признали…
Лонжа грустно улыбнулся.
– Безумцем? Ты когда-нибудь слыхала, чтобы консилиум проходил без осмотра больного? Эти лекаришки даже не стали соблюдать формальности. Все просто, сержант Агнешка. Людвига убрал Бисмарк, германский канцлер. Король слишком рьяно защищал интересы Баварии. А безумие его состояло в том, что он любил оперы Вагнера – и считал своих лучших друзей изменниками. Они его и предали.
Она остановилась, сжала его локоть.
– Не смей об этом думать, солдатик. Нельзя!
– Нельзя, – согласился Лонжа. – Бисмарка уже нет, а друг у меня всего один. Не предаст, из другого слеплен. А еще есть ты…
Давний королевский указ, изданный еще до Бисмарка, строго запрещал всякое публичное «изъявление чувств» в пределах славного города Мюнхена. Двое молодых людей о нем даже не слыхали. Но если бы и знали, все равно бы нарушили.
* * *Ночью он вновь пришел в залитый лунным огнем белоколонный зал. Неровная черная тьма под ногами, она же вверху, за колоннами, со всех сторон. Но теперь Лонжу встретила тишина. Исчез оркестр, смолк голос невидимого дирижера, никто не приглашал на танец. Он вышел на самую середину, поглядел вверх, в безвидную тьму, улыбнулся – и кликнул белокрылых друзей. Негромко, знал – услышат.
Нет мыслям преград, Они словно птицы…Звуки живого голоса пошатнули и рассыпали белый строй колонн, превращая их в черные кроны, окутанные серым предутренним туманом. А за
