Руяр слушал да на ус мотал. У него из головы не выходил рассказ одного из варягов, который нашел убежище от своих кровных врагов в Русии. Он был христианином. Среди беженцев, нашедших приют у гостеприимных русов, было много христиан. Русы относились к ним снисходительно. Был бы воин добрый, да чтобы товарищество уважал. А каким богам он молится, это его дело.
Варяг был из ватаги, которая напала на город-крепость Сурож[95] в Готии[96]. Варяги-росы подвергли разграблению главный городской храм, где находились мощи святого Стефана Сурожского. Но в самый разгар грабежа предводитель ватаги – конунг – был неожиданно поражен параличом. Ему свернуло шею сильной судорогой, что было очень болезненно. Он едва не умер от боли.
Росам пришлось в страхе не только вернуть награбленное добро и освободить пленников, но еще дать и богатый выкуп, прежде чем их предводитель был освобожден от Божьего наказания с помощью местного священнослужителя. После этого удивительного происшедшего конунг со всей своей дружиной принял в том же храме святое крещение…
Моше бен Сахл дивился в Русии всему. Теперь он был спокоен за сына, который находился рядом с ним, поэтому отдавал своей главной профессии лазутчика все свое свободное время. Конечно, он не забывал и о задании Иегуды ибн Абитура – склонить русов к иудейской вере, чтобы они объединились с хазарами. Но, по здравому размышлению, Моше, не будучи наивным, решил, что это дело по плечу только уважаемым ученым-раввинам, а не ему, малограмотному цыганскому выкормышу, который нахватался вершков.
Он замечал скепсис Руяра (хотя тот и был с виду невозмутим), когда заливался перед ним соловьем, расписывая все прелести иудейской веры. И прекрасно понимал хакана русов. Даже сам Иегуда ибн Абитур не знал, что его верный лазутчик, готовый расшибиться в доску во славу эмира Кордовы, огнепоклонник. Светочем Моше был Ахура Мазда, творец духовного и физического миров, всеблагой единый бог светлой силы.
Цыганское прошлое так и не оставило бен Сахла; оно всегда властно напоминало о себе, нередко помогая выкручиваться из, казалось бы, безвыходных положений…
У кордовского лазутчика глаза полезли на лоб, когда он увидел, как упражняются будущие вои русов, отроки. Такие нагрузки не выдержали бы даже берберы, жилистые, иссушенные зноем сыновья пустынь, наиболее выносливые среди войск эмира. А уж могучие дружинники, мужи, как их все называли, и вовсе вызывали страх. У многих из них были топоры, и когда они упражнялись, – шли стеной на стену, – то учебные щиты, которые были гораздо массивнее боевых, рассыпались от одного удара, как рассохшиеся деревянные кадушки. Особенно страшным был боевой клич русов. Голые до пояса, измазанные красной краской, они казались демонами преисподней, а их исступленный вой, в котором не было ничего человеческого, вызывал ужас и желание бежать, спрятаться куда-нибудь, забиться в норку, как мышь.
Поначалу Моше бен Сахл думал, что у русов нет надежного защитного снаряжения. Они лишь в учебных поединках иногда надевали кольчужные рубахи. Но однажды Руяр устроил смотр своей дружины, и у бен Сахла челюсть отвисла от дикого изумления. В сверкающей броне, с червлеными щитами, суровые вои русов стояли под сенью длинных копий плотной стеной, и от их мрачных взглядов мороз шел по коже.
Только тогда кордовский лазутчик понял, почему Иегуда ибн Абитур так ратовал за воссоединение русов и хазар, и за то, чтобы Русия приняла иудейскую веру. Эти два народа вместе представляли бы несокрушимую силу. Но если замысел его господина потерпит поражение, тогда жди беды. Моше бен Сахл ни на мгновение не усомнился, что вои русов сомнут хазар и погонят их по степи, как сильный осенний ветер опавшую листву…
Только у Рерика в голове не было никаких посторонних мыслей. В основном он пребывал в превосходном настроении.
До свадьбы Рерик поселил Гюзель у одинокой старой женщины, которую звали Порея. На войне погибли и ее муж, и трое сыновей, внуков у нее не было, вот она и жила одна-одинешенька, зарабатывая себе на пропитание знахарством. Рерик, еще будучи отроком, проникся к ней доверием, и Порея стала ему вроде мамки, хотя он и стеснялся об этом признаться даже Добрану. Негоже воину держаться за женскую юбку.
Но когда его назначили воеводой, когда он возмужал, его отношение к Порее стало иным. Рерик уже не таился перед товарищами и почти каждый день относил в ее хижину добрый кусок зажаренного мяса, свежеиспеченный хлебец, какие-нибудь сладости, а чаще всего хмельной ставленый мёд.
Преисполненная благодарности старушка, которая называла Рерика «сынком», не отказывала себе в удовольствии выпить чашу-другую бодрящего напитка, после чего, пригорюнившись, начинала петь жалобные песни на каком-то непонятном древнем языке. А иногда вдруг начинала плясать, да так ловко, будто вернулась ее молодость. Чудно…
С Гюзелью у него все более-менее сладилось. Огонь любви, который пожирал Рерика, постепенно перекидывался и на девушку. То, что ей предстояло выйти замуж за витязя-руса, девушка знала. И понимала, что никакие просьбы и уговоры не помогут ей остаться свободной. Не для того рус подвергался огромной опасности, разыскивая ее по всей Хазарии. Это обстоятельство наполняло девичью душу сладким томлением и гордостью. Ее будущий муж готов был рискнуть жизнью, чтобы они воссоединились! Это стоило дорогого.
Но Рерик не хотел быть насильником; он мечтал, чтобы девушка сама к нему потянулась. Однако Гюзель была чересчур застенчивой. И особенно ее тяготило то, что она выйдет замуж вопреки воле отца. А где тот отец?
– Мне что, еще и тархана привезти в Русию, связанного по рукам и ногам?! – горячился Рерик в кругу своих верных друзей-«волков».
– А давай! – посмеивались «волки». – Он сейчас, поди, в Саркеле. Это недалеко, да и дело знакомое.
– Да ну вас!..
Но мысль уже засела у него в голове, и он решил обратиться по этому поводу к самому хакану.
– Никак, приданое решил получить богатое? – посмеиваясь, спросил Руяр.
С некоторых пор он начал относиться к Рерику как к великому воину. И впрямь, подвиги его дружины – молодых «волков» – впечатляли. Благодаря их приключениям казна Русии значительно пополнилась, да и сами они теперь выглядели впечатляюще: закованные в дорогую броню, вооруженные лучшим оружием, которое только можно было сыскать в подлунном мире, все, как на подбор, статные и, главное, дерзкие.
А вот этот момент хакану не очень нравился. Но он пока
