Ветер продолжает волновать драпировку, которая отделяет открытую лоджию от комнаты.
— Иногда мне кажется, будто я ощущаю запах солнца, — добавляет Пентия. — Его вонь. Оно смердит хуже, чем разлагающаяся плоть.
— Как твои морские прогулки на восток? — меняет тему Эптисса.
— Никак, — коротко отвечает Пентия. — Из дальней разведки никто не возвращается, а из ближайших — ничего кроме воды.
— А как обстоят поиски с?.. — неуверенно начинает Эптисса, и уши анси мгновенно навастриваются, но младшая сестра тут же перебивает ее:
— Ты же понимаешь, Тахане, что найти доппельгангера очень непросто. А еще сложнее — поймать его.
— Я понимаю.
— И уверена ли ты, что Тенебрис возродится из камня? Ведь доппельгангер копирует лишь живое существо. А Тенебрис…
— Он жив! — восклицает Эптисса, с силой бросая кулак в стол и попадая по фарфоровой маске, которая сразу же разделяется на несколько крупных осколков. — Доппельгангер последняя возможность.
— Копия недолговечна, и ты это знаешь, — невозмутимо произносит Пентия, не отводя взгляда от глаз старшей сестры.
— Неужели ты не скучаешь по нему?
— Я не скучаю, я скорблю по нему, как и по другим близким, но смерть Тенебриса от солнца была его выбором. Добровольным. И мы должны уважать его выбор. Каждый из нас уходит тогда…
— … когда сочтет нужным. Я помню все эти уставы. Но если бы не солнце, Тенебрис никогда не выбрал смерть. Оно сводит с ума, оно влияет на разум каждого из нас.
Ветер заполняет покои Пентии ароматом приближающейся грозы.
— Если слепо отрицать все новое, что появляется в этом мире неважно даже, какие изменения оно несет, позитивные или негативные, можно навсегда потеряться в прошлом. Нужно учитывать все особенности нового явления, учитывать его особенности, после чего искать новые пути к своим целям.
— Ждать, — равнодушно подводит итог Эптисса. — Ждать и делать все, чтобы не потерять рассудок.
— Ради семьи и нашего будущего.
Лицо Тахане искажается так, словно последние слова были непросто звуковыми волнами, а почти осязаемыми, грязными и противными. Она отворачивается от младшей сестры, чтобы скрыть эмоцию. И в этот момент мысль, которая раньше витала в подсознание разрозненными песчинками, интегрируется в единое понимание того, что Тенебрис и есть вся ее семья. То, ради кого она все еще является Тенью архонта; ради кого прячется от солнца; ради кого еще находит силы, чтобы не сойти с ума.
— Спасибо, что выслушала, — мягко говорит Тахане, вставая с кресла.
— Для этого мы и нужны друг другу, — также мягко отвечает Пентия. — И не беспокойся, как только я найду доппельгангера, ты узнаешь об этом в тот же день.
Глава 9
Змеиные племена. Хаагенти
Сегодня не первая охота Хааге́нти, и нет того страха, который он испытывал на первой вылазке; но все же каждая мышца предательски дрожит. Дрожит перед мыслями о предстоящей Ханагана. Испытание, которое изменит будущее каждого юного шиагарра, определив положение в племени до самой смерти. Хаагенти медленно вдыхает морозный воздух и задерживает дыхание, а затем также медленно выдыхает, стараясь избавиться от волнения. Нельзя, чтобы кто-то заметил это в его глазах.
Любая нерешительность — стыд. Любое колебание — признак слабости. Воля должна быть холодна, как кровь. Только тогда мысли станут подчиняться ей.
— Я не могу разглядеть наличие рога, — шепчет Гаахши́, выглядывая из-за ствола бледного дуба. — Тварь не двигается с места.
— Нужно сделать крюк, чтобы посмотреть ближе, — начинает Хааге́нти, но его тут же перебивает Рахаа́нга:
— Струсил?! Твоя кровь горяча также, как молоко кормящего рорхарна.
Хаагенти застывает, со злостью смотря в глаза Рахаанга:
— Я встречусь с ним лицом к лицу, а тебе достанется лишь сделать позорный удар в спину.
— На Ханагане я вырву твой язык и скормлю его рагриммам[19]!
— Замолчали оба! — властный голос Гаахши заставляет умолкнуть ссорящихся шиагарр. — Позор вашим семьям, если упустите добычу! Оба будете выгрызать железо собственными зубами без испытания![20]
Они замолкают, но продолжают смотреть друг другу в глаза с ненавистью и нескрываемым желанием пролить кровь.
Вдали, под кронами бледных дубов раздается хруст. Огромная туша гаранга[21]рзворачивается в направлении к деревьям, за которыми прячутся юные шиагарры.
— На голове нет рога! Это самка! — шипит Гаахши сквозь острые зубы. — Она нас заметила!
Он вжимается спиной в холодный влажный ствол дерева, грудь вздымается от глубокого дыхания, но лицо гладкое, без единой морщины, которая бы говорила о волнении.
— Она учуяла твой страх, отпрыск Хаганро[22]. Ты смердишь им так, что ощущаю даже я!
Хаагенти не реагирует на очередную тираду, но сердце готово вырваться и вцепиться в глотку наглому ублюдку. Он глушит мысли о жажде крови и лихорадочно перебирает варианты действий.
Гаранга делает короткие шаги, перебирая восьмью лапами, что больше походят на длинные копья, согнутые под прямым углом.
— Нам нужно открытое пространство. Здесь у нас мало шансов. — Глаза Хаагенти смотрят в сторону просторной прогалины, что прячется за стеной из толстых стволов. Охотясь в Бледном Лесу с самого детства, он знает в нем почти каждую тропинку, каждую лужайку.
— Ты просто трус! — усмехается Рахаанга. — Такой же, как твой отец!
— А ты глуп! Даже глупее своего отца! — ядовито произносит Гаахши. — Хаагенти прав. Нам нужно открытое место. Там?
Он указывает в сторону, куда смотрит Хаагенти, и последний кивает в ответ.
Рахаанга сдерживает злость, но не решается вступить в открытое противостояние с Гаахши, ведь последний не только крупнее своего сверстника, но и имеет более длинный и мощный хвост, способный переломить ствол молодого дерева.
Самку гаранга Хаагенти встречает лишь в третий раз в жизни. Впервые, еще в детстве, он с воинами Хаганши попросту обошли ее стороной. Тогда он не понял причины их осторожности; и за острое слово получил унизительный подзатыльник хвостом, от которого на несколько мгновений все залилось тьмой, а воздухе сверкнули брызнувшие слезы. Во второй раз Хаагенти понял причину осторожности Хаганши. Избежать боя в тот момент не было возможности, и двое взрослых шиагарр, казалось целую вечность,
