— Не успел, ваше благородие. С рейда сразу к вам.
— До четвёртой избы дойдёшь, там денщик обосновался, Крутов. Скажешь, я велел выдать новые.
— Премного благодарен.
Лена собралась набрать ведро воды, но внезапно в очередь вклинился дородный казак.
— А ну, казачок, посторонись. Мне по первам надоть.
— Негоже так поступать, — буркнула она в ответ.
— Ты мне перечить надумал? Да я тебя сейчас быстро приучу к почтению старших!
— Ну, попробуй, — она поставила ведро на сруб колодца.
От первого резкого выпада дородного детины она ловко увернулась. Тот, не рассчитав свои силы, пронёсся под горку на несколько метров дальше и нелепо взмахнул руками, пытаясь остановиться.
— Ну, я тебе сейчас! — с этими словами рассерженный казак снова кинулся на молодого «казачонка».
Привычно пропустив выпад противника, она подставила ему подножку. Тот упал, проехав на животе пару метров.
— Да и то сказать, трава ещё мокрая, — ухмыльнулась Полуянова. — Дяденька! Вам подсобить али сами встанете?
— Всё! Сейчас я тебя заставлю уважать старших! — не на шутку разозлившийся казак выхватил шашку и, поигрывая ей в руках, стал приближаться к «казачку». Лена сурово оглядела противника и в ответ достала свою, привычно сделав несколько мулинетов.
Минуту они выжидали, глядя исподлобья друг на друга, потом ринулись навстречу. Лена ловко отразила удар сверху, в ответ аккуратно пройдясь по левой штанине незадачливого задиры. Последовал удар слева, она плавно блокировала его. Её шашка словно прилипла к той, что была у противника. Ловко отведя ту в бок, Полуянова сделала неуловимое движение, и её оружие остановилось у горла незадачливого задиры. Казак крякнул и выпустил свою шашку из рук.
— Сдаюсь. Ты где так научился шашкой махать? Сдаётся мне, пластунские это приёмы.
— Они самые, — подмигнула она недавнему противнику.
— Если у тебя все такие — возьму вас к себе в сотню, — ещё не отойдя от созерцания боя, сказал Карякин Бабенко.
— Все.
— Михей, — задира протянул руку своему визави.
— Лена, — Полуянова подала руку в ответ. На её безымянном пальце блеснуло золотое кольцо.
— Ты — девица?! И на войну собралась?! — Михей остолбенел.
— Сотник! Это что за маскарад? — подъесаул также не скрывал своего удивления. — А ну…
Он в два шага оказался около девушки и резко потянув за курпей[11], снял папаху с её головы. Спрятанные волосы рассыпались по плечам, вызвав вздох удивления у остальных собравшихся казаков.
— Домой! К мамане! — властно рявкнул подъесаул.
— Ваше благородие… да как же так? — Лена почти заплакала. Роман насупившись подошёл к Лене и загородил её перед Карякиным.
— Жинка она моя. Мы вместе собрались французов рубать. И шашкой владеет, и ножи бросать умеет. Так почему её домой, ваше благородие?
Казаки зароптали. Некоторые из них кидали хмурые взгляды на своего командира.
— Ваше бродь, пущай остаётся, — старый и седой как лунь казак осторожно приблизился к подъесаулу, сжимая в руках папаху. — Вишь, с мужем пошла, не утерпела. Да и то сказать — ноне всем миром против ворога встали. Бают, в деревнях бабы с вилами против супостастов вышли. А эта в полном казацком наряде, да и шашкой владеет не хуже любого из нас. А, ваше благородие? Дозвольте ей остаться.
— Что казачки, любо вам сие? — зычно крикнул Карякин.
— Любо! Пущай остаётся! — послышались возгласы.
— Ладно, но только от мужа ни на шаг! Уразумела?
— Благодарствую, ваше благородие! — она поклонилась в пояс. — Только трое нас здесь.
— Что?! Кто ещё? А ну! На расправу сюда!
Оля и Валя понуро вышли вперёд и сопровождаемые мужьями приблизились к подъесаулу.
— И вы с ней?
— Ваше бродь! — обратился к Карякину казак, подъехавший на лошади. — Если уж каза́чки пришли воевать с ворогом, знать погоним французов! Ну, робя, ну и хитры вы. И форму на них ладную нашли и рубке научили.
— Старались, — буркнул Сева.
— А что, есть резон их оставить, — серьёзно оглядев новобранцев, проговорил подошедший Антипов.
— Ты про что, Степан? — поднял брови Карякин.
— Разумею, что можно и в дозор послать, если девицей переодеть. За себя постоит, коли в деревню отправить, так и диспозицию противника узреет. А потом доложит. Где мужик не пройдёт, там баба хитростью возьмёт.
— Верно! Любо гутаришь! Любо! — поддержали его остальные казаки.
— Одёжа девичья есть? — насупившись спросил Карякин у девушек.
— Как не быть! — за всех ответила Лена.
— А ты у них, знамо, заводила. Так? — в ответ поинтересовался он у Полуяновой.
— А то, ваше благородие!
— Ну, смотрите мне! — он погрозил пальцем всем троим.
— Благодарствуем, — все трое поклонились ему.
— А вы, охламоны, — обратился подъесаул к остальным казакам — полковнику только не проговоритесь. Всем голову снимет. Крутов! Ты тоже, смотрю, пришёл поглядеть на действо сие? Айда сюда. Примешь новобранцев, сёдла выдашь взамен французских и на постой определи.
* * *Роме и Лене досталась изба на краю деревни. Хозяйкой оказалась сухонькая бабулька. Неопределённого возраста, однако радушно их встретившая. Лена сразу переоделась и включилась в уборку. Рома тоже не стал сидеть сложа руки и исправно выполнял работу водоноса. За работой не заметили как наступил вечер. Поужинав, Полуяновы собрались спать. Нежданно-негаданно в дверь постучали. На стук вышел Роман.
— Прощения просим, но подъесаул к себе требует, — на Полуянова смотрел молодой казак, немного постарше его самого.
— Меня?
— Обоих.
— Скажи, мы скоро.
— Вот и думай, что надевать, — проворчала Лена.
— Давай по форме. Вдруг кто из начальства будет присутствовать.
— Логично. Давай поспешать, тут начальство не чета нашему в «Спецкоме» — ждать не любит.
Через десять минут они вошли в избу к подъесаулу. В горнице было много народу. Кто чином пониже — стоял, переступая с ноги на ногу, офицеры сидели на лавках, а оба стула занимали две молодые, но важные персоны в мундирах с расшитыми золотом эполетах и стоячим воротничком с витиеватой вязью.
— Полуяновы! — злым шёпотом окликнул их Карякин. — Я вас кнутом отхожу! Почему заставляете ждать его высокоблагородие?
— Так это… приказаний никаких не было, мы почивать собрались… — ответил ему Роман.
— Смотрите у меня… — подъесаул показал им кулак.
— … итак, господа, получен приказ его светлости, князя Кутузова, — невозмутимо говорил молодой человек лет двадцати пяти— двадцати семи, с аристократическими чертами лица и пышными бакенбардами. — Требует сей же час добыть свежие данные о неприятельской диспозиции. Пойдёт полусотня казаков и корнет
