— Ам… эм… аба… аба… Да! М-м, ходил до беломраморного трона, если ты понимаешь! — выдал он, с кряхтением поднимая полотенце. — Великолепная вещь, дружище! Не знаю, как жил без нее все эти годы! То есть знаю, конечно, но лучше бы не знал! Эти гномы просто гении, ха! Так и на чем мы остановились?
— Ваше величество, — Тобиус отступил на несколько шагов и опустился на одно колено, — Я Тобиус Моль, магистр Академии Ривена, исполняющий миссию, порученную королем Радованом Карапсуа. Это его послание вам лично в руки.
Маэкарн Пятый Зельцбург, носивший официальный титул Щедрый, задумчиво посмотрел на протянутый конверт, беззвучно пошевелил губами, после чего громко охнул и выхватил послание. Он бросился к своему столу расшатанной походкой, порылся в бумагах и нашел другой конверт, уже вскрытый.
— Как же я мог забыть? Да, так и есть! Недавно получил личное письмо от молодого Мерата, да! Ты Тобиус из Ривена! Встань, дружище, дай я взгляну на знаменитого тебя!
Тобиус подчинился и сам позволил себе как следует разглядеть Маэкарна Щедрого.
Пожалуй, именно властитель Архаддира являлся тем единственным элементом, который не вписывался в безудержную роскошь кабинета… да и всего Лерьезаля, раз на то пошло. И его несоответствие заключалось не в старом линялом камзоле синего сукна без единой золотой нитки, не в мятых бриджах и чулках, не в удобных растоптанных башмаках, а в самом человеке. Не имея ни одного врожденного уродства, Маэкарн Щедрый все же состоял из отталкивающих внешних черт, которые, идеально сочетаясь, создавали уникально неприятный образ. У него были пристальные близко посаженные блекло-синие глазки, под которыми пухли тяжелые мешки; нос, длинный и тонкий, нависал над губами невероятно острым крючком, щеки висели брылами; испещренная старческими пятнами и вылезшими венами кожа имела сероватый оттенок, под слабым подбородком она сильно отвисала, напоминая морщинистый ком сырого теста; узкий лоб переходил в сверкающую круглую лысину, в то время как на плечи и спину ниспадала густейшая седая грива; шея отсутствовала как таковая, голова просто кривовато сидела на узеньких плечах, одно из которых немного возвышалось относительно другого, а туловище имело форму груши, со впалой грудью и объемистым мягким брюхом; ноги Маэкарна были длинны и тонки настолько, что казалось, вот-вот сломаются под весом тяжелого тела; длиннопалые ладони напоминали жутковатых бледных пауков. Этот человек казался несуразной карикатурой на свой род, и, встреться он кому-то в лесу нагой, его бы приняли за существо совершенно иного вида, но именно его, Маэкарна Зельцбурга, именовали Золотым Королем, самым богатым и влиятельным светским правителем в Доминионе Человека.
— Ты действительно он? Тобиус Моль?
— Это я, экселлент.
— Тот самый?
— Я единственный Тобиус Моль, который мне известен, экселлент.
— Отличный ответ, ахог подери! — воскликнул Маэкарн, после чего смешно дернулся, шлепнул себя по губам и сотворил символ Святого Костра. — Судя по тому, что я слышал о тебе, ты настоящий герой! Позволь пожать твою руку!
Король навис над столом, протягивая узкую длинную ладонь, и Тобиус поспешил с ответным жестом, но поздно вспомнил, что протягивает вперед обездвиженный кусок бронзы.
— Ух ты! Это что, бронза?
— Да.
— Как ты потерял настоящую?
— Бился с Шивариусом. Попытался атаковать его своим жезлом, но он расплавил артефакт прямо в моей руке.
И без того нездоровый цвет королевского лица изменился на зеленоватый.
— Не так давно ее перековали и придали приемлемый вид.
— Она… шевелится?
— Обычно да, но сейчас…
Острый взгляд королевских глазок метнулся к шее Тобиуса, и восторг в них сменился пламенем ярости.
— Эти розаны[50] недоделанные совсем ума лишились! Я сейчас!
Маэкарн двигался вразвалочку, с кряхтением, будто все его суставы были разболтаны и присыпаны песком. Именно так он протопал к картине своей супруги, отворил ее, словно дверь, и на некоторое время скрылся. Вернувшись, король Архаддира сильно пыхтел и вытирал лоб замызганной манжетой, в его пальцах блестел маленький ключик.
— Наемники, дружище, они такие! По крайней мере, риденские маги. Тяжелые времена настали, я не могу больше доверять нашим, родным архаддирским волшебникам, и приходится нанимать выкормышей Гильдхолла! Знал бы ты, каких денег они стоят! Правда, и дело делают исправно, но надо же знать меру!
Скрипнул в замке ключ, и керберит отстал от плоти, оставив на шее Тобиуса заметный красный след. Чувство возвращающейся силы затопило сущность серого волшебника блаженством, он сжал и разжал бронзовые пальцы.
— Благодарю вас, экселлент.
— Ну, другое дело! А то ты был такой бледный!
Бронзовая рука осторожно сжала ладонь короля, отчего тот заулыбался, показывая желтые, кривые, но все еще крепкие зубы.
— Ну, за встречу и выпить не грех!
Маэкарн поспешил к одному из многочисленных портретов и, отворив его на спрятанных петельках, полез в стенную нишу, где зазвенело стекло.
— Экселлент, мы сильно опоздали, но доставили послание. Вы не хотите его прочесть? — спросил Тобиус, косясь на нетронутый конверт, что лежал на столе.
— Я знаю, что там написано, — отозвался король, разворачиваясь с бутылкой прозрачной жидкости и парой хрустальных рюмашек. — Несколько лишних минут погоды не сделают.
Бутыль и рюмки устроились прямо на документах государственной важности, а следом появились тарелочки с разнообразной закуской. Не пролив ни капли, Маэкарн опытной рукой разлил жидкость и передал сосуд Тобиусу.
— За встречу!
Отставать от Золотого Короля маг не стал и опрокинул в себя жидкий огонь. Шехверская водка пятиступенчатой очистки, прозрачная как слеза младенца и крепкая как удар лошадиным копытом в челюсть. В определенных концентрациях эта алхимическая дрянь могла выжигать внутренности.
— Закусывай, закусывай, дружище, — прокряхтел Маэкарн гнусаво, при этом крепко зажимая нос, — о-о-о! Садись.
Король сел сам, разлил по второй — и только тогда начал ломать печати на послании из Ридена. Одно за другим рассыпались защитные заклинания. Некоторое время Маэкарн был погружен в чтение, для чего нацепил на нос золотое пенсне с хрустальными линзами.
— Ну что ж, союзу быть. Поздравляю, ты со своей задачей справился отлично.
— Я бы не сказал. Мы сильно…
— Вы задержались, а не опоздали. В конце концов, вы ведь успели,
