— Если я назову его козлом, тебе больше понравится? — Зяма захихикал. — Вообще-то я имел в виду настоящих баранов. Но ты точно уверена, что этот мутный тип, это я уже о Матвее, не сопрет секрет нашего нового семейного бизнеса?
— Он даже своих собственных бизнес-секретов не помнит, куда ему сейчас твои!
— Зямочка, тебе чай или кофе? — позвала из кухни Трошкина.
— Кофе. Ладно, рассказываю…
— С сахаром?
— С сахаром! Так вот, слушай…
— А с молоком или без?
— С молоком! В общем, Дюха…
— А корицы добавить?
Зяма побагровел.
— И капельку валерьянки! — отозвалась я за братца, откровенно потешаясь. — Заботливая у тебя супруга, Зямка, катает тебя как сыр в масле!
— До головокружения, — буркнул Зяма. — Ладно, пойдем уже, там поговорим.
Мы вернулись к столу. Зяма получил свой сладкий кофе с молоком и корицей и под бренчание в чашке ложечкой, как под гусельки, повел эпический сказ с элементами бизнес-плана.
Пошел наш добрый молодец, стало быть, искать магазин, чтобы купить хорошего вина и отпраздновать начало долгой семейной жизни и короткого отпуска — так сказать, честным пирком да за свадебку. Указательного камня с надписью «Пойдешь прямо — вина выпьешь» на его пути не было, редкие прохожие русской речи не понимали, так что Зяма чуток заплутал и вместо магазина нашел небольшой рыночек с сувенирной продукцией для туристов.
Брелочки, магнитики, расписные тарелки и рога для вина интересовали его гораздо меньше, чем собственно вино, но мимо одного из импровизированных прилавков Зяма пройти не смог.
Прямо на ступеньках лестницы стопками лежали шарфы из войлока на шелке, а модник наш как раз подумывал прикупить себе какое-нибудь стильное кашне к щегольскому приталенному тулупчику из овчины.
Этот эксклюзивный темно-синий пиджачок на меху ему спроворила Трошкина, организовав доставку шкур отличной выделки со своей австралийской фермы и пошив уникального изделия у деревенского шорника. Зяма еще не придумал, как называть гибрид тулупа и пиджака, но туджак или пидлуп в любом случае требовал под себя шарфика. И ни бабушкино рукоделие из итальянского мохера, ни белое шейное полотенце одесского джентльмена из команды КВН, ни классическая клетка Барберри, ни даже боа из перьев не годились — Зяма все попробовал и ничем не удовлетворился.
И вдруг нашел то, что нужно!
Так кто же сможет упрекнуть великолепного Казимира Кузнецова за то, что при виде аксессуара своей мечты он забыл обо всем? Уж точно не те, кто не раз уходил на шопинг, как подводная лодка ВМФ на боевое дежурство в опасные воды — на долгий срок с непредсказуемым результатом!
То есть не мы с Алкой точно.
В поисках идеального шарфа Зяма перерыл все коробки, попутно выяснил технологию изготовления изделий, а также адресок и расценки мастериц. И тут его озарило вновь:
— Я вдруг понял, что это прекрасный бизнес! — Братец сверкнул очами, повторно переживая радость эпохального открытия. — Шарфики теплые, но тонкие и невесомые, в один чемодан штук двести таких поместится запросто. Себестоимость у них тут грошовая, а в наших широтах они пойдут на ура, это я вам как дизайнер говорю. Экологически чистые, удобные, красивые, каждый шарф — уникальное изделие ручной работы. Одна беда: расцветки у местных мастериц так себе. Вот я и подумал: а покажу-ка я им, как надо!
В творческом угаре наш гений, как уже говорилось, забывает обо всем. Пообщавшись с продавцом шарфиков, Зяма напросился к нему в гости в горную деревню, где тетушки и бабушки, сидя по своим саклям, валяли перспективные изделия.
Подкупленные обещанием оптовой закупки, мастерицы безропотно приняли в работу Зямины эскизы, и новые шарфы валяли уже строго по ним.
— То-то бабуля нахваливала приглянувшийся ей палантин, приговаривая «Ну, чистый Матисс!» — припомнила я.
— Все верно, я вдохновлялся работами французских импрессионистов, — кивнул довольный Зяма.
— Искусство — это прекрасно, — согласилась я. — Но почему нельзя было Алке сообщить, куда и зачем ты отправился?
— А как? У них там в горах телефонной связи нет, мобильник не ловит. Первобытная жизнь! Но я же передал записку!
— И как же мы должны были догадаться, что она от тебя? Написано было с ошибками и чужим почерком!
— Потому что записку писал дед Вано! Он единственный там еще помнит русский, — объяснил Зяма. — Я диктовал, он писал. Сам-то я не мог: пока учился валять войлок, перетрудил правую руку, до сих пор болит, даже вилку держать не могу.
В подтверждение сказанного он сцапал очередную котлетку просто рукой.
— Бедненький мой Зямочка, надо тебе тугую повязочку сделать, а то разовьется хронический туннельный синдром, — захлопотала заботливая женушка Трошкина.
— В аптеке можно купить специальный фиксирующий бандаж на запястье, — неожиданно подал голос Матвей. — Отличная штука, я сам таким часто пользуюсь — у нас, картежников, как у компьютерщиков, туннельный синдром — профзаболевание.
— Спасибо, Матвей… Как вас по батюшке?
— Андреевич я, но можно просто Матвей. Свои меня и вовсе Мотей называют…
— Мотя — это хорошо, — благосклонно молвил Зяма.
Ему в свое время досталось от одноклассников, считавших, что имя Казимир пишется в два слова: Козий Мир. Мотя в младые годы, надо полагать, тоже наслушался от добрых деток обидных прозвищ и дразнилок.
— Ой! — до меня вдруг дошло. — Мотя! Матвей Андреевич! А маму твою как зовут?
— Надежда, а что?
— Уи-и-и-и! — счастливым поросеночком взвизгнула я. — Мотя, ты вспомнил родителей, свое домашнее имя и то, что ты картежник! Это прогресс! А ты вспомнил про мил-ли…
— Какие мили?
— Ясно, не вспомнил. — Я вздохнула. — Ну, не все сразу. Алка, выдай Моте наш тренажер, путь восстанавливается.
Трошкина сбегала в гостиную, нашла там свою сумку и притащила Моте покерные карты:
— Вот! Разрабатывай память.
— Так, девчонки и Мотя! — Зяма потер ладошки. — Я считаю, нам есть что отметить! Строгайте сырок и колбаску, а я сбегаю за вином.
— Опять?! — испугалась Алка.
— Я быстро, милая!
Зяма чмокнул женушку и убежал, покричав еще из прихожей:
— Шляпку вот тут
