Верочка вздрогнула, с испугом глянула на Николая.
— Спит он, спит, — тихо ответил на ее взгляд Николай, препоручивший сына сестре Лизавете.
Взвизгнули меха гармошки, балалайка зашлась длинным перебором, гости полезли из-за стола, затопали, разминая ноги, а на широких мостках, ведущих от крыльца к хозяйственным пристройкам уже и бубен звенит, и жалейка выводит плясовую, и кто-то лихо выстукивает трепака.
— Ах, как хорошо! — говорит Верочка, прижимаясь к плечу Николая. — Никогда не думала, что былина так может увлечь. Неужели это сохранилось с тех самых пор? Даже не верится.
— Ну что ты! — обиделся Николай. — Из самой Москвы приезжали, записывали. Говорили, что эти былины еще от Олега Вещего берут свое начало. Или даже раньше.
— И все-таки, милый, на душе как-то тревожно. Почему сейчас — и про тучи черные, про то, что надо вставать и идти на смерть? Неужели это просто так, без всякой задней мысли? Боже мой, я не верю в чудеса и всякие там предсказания, а тут вот… А ты сам? — заглянула Верочка в глаза Матову? — Тебе не страшно?
— Ну что ты? Все эти былины об одном и том же: сражения, битвы с чужеземцами. Видимо, в ту пору вторжения чужих племен ждали всегда, а былины и сказания о богатырях как бы призывали к постоянной бдительности. Но это же все в прошлом! — тихо воскликнул Матов. — Нынче совсем другие времена! И армия у нас совсем другая! Пусть только сунутся!
Верочка встряхнулась и тут же расцвела улыбкой:
— Извини, милый: на меня что-то нашло. Пойдем посмотрим, как пляшут, — и потянула Матова за рукав гимнастерки.
Глава 13
Сталин порывисто поднялся из-за стола и, будто обессилев, снова сел, слепо шаря пальцами по наглухо застегнутому воротнику светло-зеленого френча. Лицо его, изрытое оспой, и без того серое, посерело еще больше, на щеках выступили красные пятна, губы вздрагивали и кривились, обнажая прокуренные зубы, глаза, казалось, не знали, на чем остановиться.
Нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба Красной армии генерал армии Жуков, два сияющих обритыми головами здоровяка, молча смотрели на Сталина, явно не понимая, чем вызван его гнев. Ни Тимошенко, ни тем более Жуков еще никогда не видели Сталина таким разъяренным. Было бы понятно, если бы Сталин дал волю своему гневу вчера, потому что именно вчера на Центральном аэродроме столицы, а это рядом со стадионом «Динамо», приземлился немецкий самолет Ю-52, никем не замеченный и никем, разумеется, не атакованный. Однако вчера Сталин выслушал объяснение Тимошенко по поводу случившегося внешне спокойно, а сегодня, едва Тимошенко напомнил о злосчастной записке с проектом директивы, поданной Сталину еще неделю назад, как Сталин изменился в лице, начал кричать и через слово сыпать отборнейшими ругательствами.
Записку, названную авторами «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», составили офицеры Генерального штаба: начальник оперативного отдела генерал-майор Ватутин и его заместитель полковник Василевский. Составили исключительно по своей инициативе. Записка отражала высказывания Сталина на вечере выпускников академий — в том смысле, что не надо ждать, когда Германия нанесет свой удар по СССР, а надо упредить этот удар мощным и концентрированным ударом всех родов войск Красной армии в самое ближайшее время, иначе, исходя из сложившейся ситуации на западных границах, будет поздно. Однако передали записку Сталину Тимошенко и Жуков, одобрившие ее, посчитавшие, что именно такой реакции на свои высказывания Сталин и ждет от командования вооруженными силами страны. Тем более что совсем недавно он о том же самом говорил и Жукову, требуя от него уделить планам упреждающего удара самое пристальное внимание.
Сталин оставил записку у себя, сказав, чтобы ему напомнили о ней через неделю. Неделя миновала, и Тимошенко напомнил — на свою голову.
— Вам не армией командовать, вам говно бочками возить из казарменных сортиров! — прорычал Сталин, и это были не самые сильные выражения, которыми он встретил вызванных «на ковер» первых лиц военной иерархии страны. — Вы-не-по-ни-ма-ете! — снова вскрикнул Сталин и даже пристукнул кулаком по столу. — Нет, не понимаете, что одного этого «юнкерса» хватило бы, чтобы превратить в развалины Кремль и все правительственные здания. Вы… Вы-ыии! — Он ткнул пальцем в их сторону. — Вы своими телячьими мозгами способны хотя бы представить, какой хохот стоит сейчас в Берлине? Да Гитлер и вся его камарилья просто катаются по полу от хохота. Они-то думали, что у большевиков есть армия, а у них не армия, а говно! И не генералы, а говновозы!
У Тимошенко и Жукова тела обдавало то жаром, то холодом, на лбу выступил пот, лица побелели — и от стыда, и от последствий, которые неминуемы после такого гнева Хозяина. Оба покорно ожидали своей участи, глядя прямо перед собой остекленевшими глазами.
То ли выговорившись, то ли утомившись, затих и Сталин в своем кресле. Он сидел несколько боком, нахохлившись и прикрыв глаза. Маленький, обрюзгший, с темными мешками под глазами, отвисшими брылями. Лишь желваки играли на скулах да дергалось веко под нависшей бровью. В этом его оцепенении особенно бросалось в глаза, как он постарел за последнее время, какими неуверенными стали его движения, как быстро меняется его настроение. Но это был все тот же Хозяин, который еще недавно послал на плаху тысячи командиров Красной армии, обвинив их в предательстве и в измене Родине.
Через минуту-другую Сталин зашевелился, протянул руку к лежащей на хрустальной пепельнице трубке, сунул ее в рот, прикусил черенок зубами, долго возился со спичками, которые никак не зажигались или ломались в нетвердых пальцах, наконец раскурил трубку, глянул на стоящих неподвижно Тимошенко и Жукова, произнес сквозь зубы:
— Я отдал приказ арестовать Штерна, Рычагова и Смушкевича. Не удивлюсь, если узнаю, что за ними стоит некая «пятая колонна», давно мечтающая, чтобы обезглавить нашу партию и советское государство. Мерзавцы! — снова вспыхнул Сталин. — Суки недоделанные! Их мало расстрелять! Их надо резать по кускам! То они обстреливают самолет с дипломатами, то не замечают самолет с бомбами! А вы… вы еще смеете соваться ко мне со своими бредовыми прожектами! Недоумки! Кретины! — Вскинул обе руки, безвольно бросил их на зеленое сукно стола, затем, будто спохватившись, кулаком постучал себя по голове, и стук этот разнесся в тишине кабинета и упал на головы маршала и генерала армии оглушительным громом. — И с такими недоумками начинать войну с Германией! — вновь перешел на крик Сталин. — Да еще наносить упреждающий удар в ближайшие месяцы! Я зачем, по-вашему, говорил о новой доктрине выпускникам академий? Чтобы вы кинулись сочинять всякие дурацкие директивы? Вы хоть понимаете, чем доктрина
