— Майор Голик знает?
— Так точно. Он сейчас организует заслоны примерно в километре от передней линии.
— Хорошо. Держите меня в курсе. Передайте дежурному на капэ, что я здесь. — И, обращаясь к адъютанту: — Лейтенант, карту и чаю.
Лейтенант Погорелов разложил на столе карту-трехкилометровку и вышел. Матов рукой подозвал Красникова к столу и неожиданно спросил:
— Как вы думаете, лейтенант, есть ли какая-нибудь связь с нашим утренним наступлением и желанием какой-то группы прорваться через наши порядки?
Красников, не ожидавший такого вопроса, наморщил лоб.
— Мне кажется, товарищ полковник, что им просто некуда деваться. Прижали их, вот они и-иии… Потому что если бы они знали, то есть получили такие данные, то не стали бы ими рисковать, когда можно передать по рации или другим каким путем. Они же соображают, что, если мы собираемся наступать, здесь кругом войска, особый режим. Тем более — прорываться. Хитростью как-нибудь — другое дело, а прорываться — это им не светит.
Закончив свою длинную и несколько сумбурную речь, Красников сдержал дыхание, чтобы полковник не заметил, что он волнуется. С осени сорок первого года никто выше командира батальона не интересовался его мнением, а тут… Несколько дней назад — генерал Валецкий, позавчера — полковник Клименко, сегодня — полковник Матов. Да еще по такому щекотливому вопросу. Если бы ему самому пришлось прорываться, он бы… Впрочем, в осажденный Севастополь они шли тоже через плотные порядки немецких войск, а на последнем этапе ужами проползли среди немецких окопов и огневых точек.
— Все может быть, все может быть, — задумчиво произнес полковник Матов, разглядывая карту. Потом спросил: — А скажите, лейтенант, в темноте не растеряете своих людей? Ведь тренировались вы в основном в светлое время.
— Нет, товарищ полковник, не растеряем. Все бойцы моей роты… да и батальона в целом, знают направление движения, ориентиры заданы по звездам, по луне, но более всего — на местности. Да и огненный вал будет вести за собой.
— Ну а минные поля? Как их будете проходить?
— Мы тренировались двигаться почти исключительно по воронкам от снарядов и мин. — И добавил зачем-то: — Я приказал сегодня не завтракать… на случай ранения в живот.
Лейтенант Погорелов принес термос с чаем, разлил по стаканам. Отхлебывая по глотку, Матов и Красников склонились над картой, еще и еще раз пытаясь заглянуть в неизвестность приближающегося начала боя…
Глава 14
Старший лейтенант Кривоносов после стычки с ротным Красниковым и разговора с комдивом решительно направился на поиски майора Голика. В своих попытках добиться ареста Пивоварова и Гаврилова он зашел так далеко, что если бросить это дело на полдороге, то с ним перестанут считаться не только командиры взводов, но даже это ничтожество Пилипенко, который бредет сзади и покряхтывает, что означает у него высшую степень неудовольствия.
Пройдя несколько шагов, Кривоносов остановился, прислушался к удаляющимся звукам голосов и скомандовал своему подчиненному:
— А ну приведи сюда этого придурка!
— Какого еще придурка? — сделав вид, что не понял, переспросил Пилипенко.
— Ты мне ваньку не валяй! Живо приведи мне Олесича!
— Так где ж я теперь искать его буду?
— Он свернул вон туда, налево, — и Кривоносов, взяв Пилипенко за плечо, повернул его к себе спиной и подтолкнул. — Давай пошевеливайся, а то ты у меня дождешься!
Пилипенко пошел назад по ходу сообщения, и кряхтение его затихло за поворотом.
Старший лейтенант Кривоносов чувствовал себя опустошенным и раздавленным. Он не понимал, что происходит. Ну ладно — комбат Леваков: боится ответственности, потому и не дал разрешения на арест. Но как бы он и ни боялся, а должен понимать, что за спиной Кривоносова стоит могущественная организация «Смерш», а не какая-то там… От презрения ко всему остальному, что не представляет собой «Смерш», старший лейтенант даже в мыслях не пытался отыскать хоть что-то равноценное ведомству, которому служил. С детства он привык к тому, что ВЧК, ОГПУ, ГУГБ, НКВД и прочая, как бы их ни называли, могут всё, и вся жизнь его изо дня в день подтверждала это: отец его, начальник районного ГПУ, а сперва волостного ЧК, был самым главным человеком, которого боялись все. Потом боялись его, Пашку Кривоносова. И вот что-то случилось, и люди потеряли страх и уважение. Конечно, случилось не что-то, а война, но ведь все остальное осталось: и советская власть, и партия, и Сталин, и НКВД, и НКГБ. Но на фронте этого всего как бы и нету, оно существует только на словах, а реальная власть принадлежит военным, которые отодвинули органы на второй план. А в тылу — нет, там все осталось по-прежнему. Следовательно, как только кончится война, так все, скорее всего, вернется на старое, привычное и единственно правильное. Надо только подождать. Осталось недолго.
Захрустел ледок под ногами, послышалось еще более недовольное хмыканье Пилипенко. А вот и он сам вывалился из-за поворота. За ним, согнувшись, Олесич. Весь топорщится во все стороны автоматом на узкой груди, сидором за спиной, криво сидящей на голове шапкой.
— Телитесь там, мать вашу расперетак! — зашипел на них Кривоносов, но дальше распространяться не стал: не до этого.
Двигаясь друг за другом, они петлистыми ходами сообщения вышли к лесу. Здесь их окликнули из густой тени сгрудившихся елок:
— Стой! Кто идет? Пароль?
— Прорыв, — ответил Кривоносов.
— Всем оставаться на месте! Старший — ко мне! — последовала команда.
Кривоносов подошел.
— Кто такие?
— Оперуполномоченный контрразведки «Смерш» старший лейтенант Кривоносов, — ответил Кривоносов.
— Кто там? Кто? — переспросил другой голос, в котором Кривоносов узнал голос начальника отдела «Смерш» дивизии майора Голика. — Кривоносов, говоришь? Вот ты мне как раз и нужен. Ну-ка иди сюда, — позвал он из мрака.
Кривоносов шагнул за елки и различил несколько человек, сгрудившихся вокруг чего-то, накрытого плащ-палаткой.
— Сколько человек с тобой?
— Двое.
— Прекрасно. Значит, смотри сюда, — произнес майор Голик.
Люди расступились, давая место Кривоносову, вспыхнул лучик фонарика и осветил карту, которую держал один из офицеров.
— По оперативным данным, — майор ткнул пальцем в карту, — в сторону передовой движется группа диверсантов в количестве трех-четырех человек. Известны приметы двоих. Один невысокого роста, кряжистый, на вид неповоротливый, с короткой шеей. Лицо квадратное, с резкими чертами, нос прямой, подбородок выпирающий. На правой руке, на пальцах, татуировка: «Сеня». На вид лет сорок. Одет в форму капитана пехоты. Усвоил?
— Так точно, товарищ майор, усвоил.
— Слушай дальше… Второй — молодой. Лет двадцать пять. В форме лейтенанта. Тоже общевойсковая. Рост… примерно сто семьдесят пять. Русоволос. Лицо круглое. Над губой светлый пушок. На мочке правого уха небольшой шрам. Об остальных ничего не известно. Забирай своих людей и бегом вот сюда, на дорогу. Это метров восемьсот
