— Какое сегодня число? — спросил подполковник Скобелев у своего начальника штаба майора Сумятина.
— Тридцать первое января. Понедельник. А что?
— Как что? История, Павел Игнатьевич! Ис-то-рия! Мы в Германии!
— А-а, вон вы о чем… Верно, конечно, только об этом как-то не думается. Дожить бы до победы — вот о чем думает каждый. А до нее еще топать и топать.
— Ничего, бог даст, дотопаем.
Глава 2
— Таким образом, основной удар на Берлин наносит 1-й Белорусский фронт. Ему содействуют 1-й Украинский и 2-й Белорусский. Их войска охватывают город с запада, изолируя его от других группировок противника, — заключил свой доклад начальник Генштаба генерал Антонов и посмотрел на Сталина.
Тот в это время стоял возле окна, время от времени окутываясь дымом из трубки.
— У вас всё, товарищ Антонов? — спросил он, направляясь к столу, за которым сидели командующие фронтами маршалы Жуков, Конев и Рокоссовский, некоторые члены Политбюро и Государственного комитета обороны.
— Так точно, товарищ Сталин.
— Я думаю, что 1-у Белорусскому фронту придется труднее всех, — заговорил Сталин в обычной своей неспешной манере. — Не исключено, что Жюков застрянет на Одере. В таком случае Коневу надо быть готовым к тому, чтобы повернуть часть своих сил на Берлин с юга, и таким образом помочь Жюкову быстрее преодолеть Одерский плацдарм противника. Думаю также, что надо несколько сократить фронт 1-го Белорусского и передать часть его 1-му Украинскому. — И Сталин провел на карте новую разграничительную линию несколько севернее той, что предлагалась Генштабом. Что касается 2-го Белорусского, то у Рокоссовского хватит своих забот. Его основная задача — как можно скорее выйти к Эльбе.
Никто возражать не стал. На каменном лице Жукова, привыкшего к неожиданным решениям Сталина, не отразилось ничего, зато у маршала Конева при последних словах Верховного загорелись глаза, но он тут же опустил голову, чтобы никто не заметил вспыхнувшей в них надежды.
* * *Конев возвращался из Москвы в приподнятом настроении. Он уже видел себя в Берлине. А почему бы и нет? Чем он хуже Жукова? Ничем. Тем более что тот показал себя далеко не безупречным командующим фронтом. А все потому, что кругозор у него не такой уж широкий, каковой требует не только должность Первого заместителя Верховного главнокомандующего, но и командующего фронтом.
И Конев с удовольствием вспомнил январь 1944 года, когда командовал 2-ым Украинским фронтом. В ту пору в районе города Корсунь-Шевченковский была окружена сильная группировка немцев, все еще удерживавшая оборону по Днепру. Окружение было произведено войсками двух фронтов: 1-м и 2-м Украинскими. Первым командовал генерал Ватутин, вторым — Конев, а маршал Жуков координировал действия обоих фронтов. Но координировал не то чтобы неудачно, а как-то не слишком уверенно, предоставив командующим фронтами самим решать задачу по ликвидации окруженной группировки. И Сталин это заметил. И приказал объединить под его, Конева, командованием войска, в том числе и принадлежавшие 1-му Украинскому, которые тоже вели бои на внутреннем кольце окружения. А Жукова своим приказом освободил «от наблюдения за ликвидацией корсуньской группы немцев», возложив на него «координацию действий войск 1-го и 2-го Украинских фронтов с задачей не допустить прорыва противника со стороны Лисянки и Звенигородки на соединение с корсуньской группировкой противника», то есть приказал лучше исполнять свою должность. 1-й Украинский с трудом, но фронт удержал, а 2-ой окруженных разгромил. За что ему, Коневу, и было присвоено звание маршала Советского Союза.
Это было третье, после Сталинграда и Минска, крупное окружение немецких войск, закончившееся их разгромом. Иван Степанович в тайне от всех очень гордился этой операцией. Уже после того, как отгремели бои, он мысленно много раз шаг за шагом исследовал свои приказы и как они влияли на постоянно меняющуюся боевую обстановку, и не находил в своих действиях ни малейшего изъяна. Если не считать досадных мелочей, допущенных на уровне корпуса или дивизии и могущих превратиться в проблему фронтового масштаба, если вовремя не принять меры. Но он все делал вовремя, и противнику нигде не удалось осуществить свои замыслы.
Столько убитых немцев Иван Степанович не видел до этого нигде. Их полки и дивизии шли на прорыв густыми колоннами, шли в метель, снег слепил им глаза, а наши танки расстреливали эти колонны в упор. И самоходки. И даже зенитки. И вообще стреляло все, что могло стрелять. Немцы были пьяны и, судя по всему, не соображали, что делали. Как потом выяснилось, основная масса прорывающихся войск лишь отвлекала на себя огонь войск Красной армии, прикрывая тем самым командующего группой немецких войск, офицеров его штаба, эсэсовцев, которые пытались прорваться в другом месте. И кое-кому это удалось. Но очень немногим. А этим, идущим по заснеженной дороге и по целине навстречу метели из снега, пуль и снарядов, этим вырваться не удалось. И подавляющее большинство из них легло в этих снегах.
Говорят, под Сталинградом, когда там все кончилось, картина тоже была впечатляющей. Но там Ивану Степановичу побывать не привелось. Он в это время гнал и гнал в наступление, во второй раз командуя Западным фронтом, свои измученные войска, пытаясь разорвать проклятую кишку, заключавшую в себе многострадальные Ржев и Вязьму, и весь путь, совершаемый его войсками, часто тоже в метель и пургу, был устлан трупами советских солдат. И все это ради того, чтобы под Сталинградом генерал-фельдмаршал Паулюс не смог вырваться из котла со своей армией. Именно под Ржевом и Вязьмой Иван Степанович учился наступать с целью окружения противника. Увы, там это сделать ему не удалось. Не удалось и Жукову, который координировал действия войск Западного и Калининского фронтов, обложивших эту кишку. Видимо, и для Жукова те сражения были учебой. Что ж, без такой учебы не было бы ни Курской дуги, ни форсирования Днепра, ни Корсунь-Шевченковской бойни, ни всего остального. Конечно, учеба обошлась дорого. Слишком, пожалуй, дорого. Но все-таки они, нынешние маршалы, многому научились. И если отбросить цену за эту учебу, то он, Иван Конев, на поверку оказался самым успевающим учеником. Если без ложной скромности, черт бы побрал всех, кто до этого мешал ему проявиться!
Но главное не это. Главное, что с тех пор Иван Степанович обрел такую уверенность в своих силах, что никакой враг ему был уже не страшен. В Корсунь-Шевченковской операции как бы соединился опыт всех проигранных им и невыигранных сражений. Сталин наконец-то оценил его знания и полководческий талант и воздал по заслугам. А Жуков, если и не провалился в качестве координатора фронтов в этой операции, то ничего выдающегося не показал и в должности командующего фронтом, заменив погибшего Ватутина.
Не исключено, что Сталин именно
