— Да, ты мне нравишься.
— Быстро это у тебя получается.
— Да, — сказал он. — Это у меня быстро получается.
Она взяла его под руку.
— А что ты мне подаришь, котик?
— Не знаю. А ты сама чего хочешь?
— Останешься на всю ночь?
— Нет, не на всю ночь.
— Что ж, тогда двадцать шиллингов, пожалуй.
— Десять. Я кельнер и зарабатываю не очень-то много.
— Ты не похож на кельнера.
— Есть люди, которые не похожи на президентов и все-таки являются ими.
Девушка расхохоталась:
— А ты веселый! Люблю веселых людей… Ладно, пусть десять. У меня уютная комнатка. Я тебя сделаю очень счастливым, увидишь.
— Вот как? — сказал Штайнер.
Комната была отделана красным плюшем. Везде стояли фарфоровые фигурки. На столиках и креслах красовались накидки. Диван был уставлен плюшевыми мишками, карнавальными куклами и матерчатыми обезьянками. Над диваном висела увеличенная фотография какого-то фельдфебеля в парадном мундире, с нафабренными усами и неподвижным тупым взглядом.
— Твой муж? — спросил Штайнер.
— Нет, покойный супруг хозяйки.
— Она небось рада, что избавилась от него?
— Скажешь тоже! — Девушка расстегнула блузку. — До сих пор все не наплачется. Очень, говорит, был хорош. Сильный был, понимаешь?
— Так зачем же она повесила его к тебе в комнату?
— А у нее висит другой его портрет. Совсем большой, раскрашенный. Мундир расписан красками, понимаешь? Ну-ка расстегни мне крючок сзади!
Штайнер ощутил крепкие плечи. Это было неожиданно. Еще со времен воинской службы он помнил, каковы проститутки на ощупь. Их тело почти всегда довольно мягкое.
Девушка бросила блузку на диван. У нее была полная, тугая грудь — под стать сильным плечам и красивой шее.
— Садись, котик, — сказала она. — Устраивайся поудобнее. У кельнеров и у нас всегда болят ноги.
Она скинула юбку.
— Черт возьми, — сказал Штайнер, — а ты ведь красивая!
— Слышала, много раз слышала! — Девушка аккуратно сложила юбку. — Если, конечно, тебя это не обижает…
— А вот и обижает!
Она полуобернулась к нему.
— Ты, я вижу, шутник… Веселый у тебя характер!
Штайнер внимательно посмотрел на нее.
— Чего ты так смотришь? — спросила девушка. — Того гляди напугаешь меня. А глаза-то у тебя какие! Господи, прямо как ножи! Давно женщину не имел, да?
— Как тебя зовут?
— Смеяться будешь — Эльвира. Это моей маме взбрело в голову. Ей всегда хотелось взлететь высоко. Давай ляжем.
— Нет, — сказал Штайнер. — Сначала выпьем чего-нибудь.
— А деньги у тебя есть? — быстро спросила Эльвира.
Штайнер кивнул. Обнаженная и беззаботная, она подошла к двери.
— Фрау Пошнигг! — крикнула она. — Принесите чего-нибудь выпить!
Хозяйка появилась так поспешно, словно стояла за дверью и подслушивала. Это была полная женщина в плотно затянутом платье из черного бархата. На румяном лице выделялись блестящие глаза навыкате.
— Могу принести шампанское, — услужливо сказала она. — Сладкое, как сахар!
— Водки, — ответил Штайнер, не глянув на нее. — Или там сливовицы, вишневки, можжевеловой — все равно!
Обе женщины обменялись взглядом.
— Вишневки! — решила Эльвира. — Высшей марки! Она у нас на верхней полке. Стоит десять шиллингов, котик.
Штайнер дал ей денег.
— Откуда у тебя такая кожа? — спросил он.
— Ни одного пупырышка, видишь? — Эльвира поворачивалась перед ним и так и сяк. — Это можно встретить только у рыжих.
— Да, — сказал Штайнер, — но на улице я и не заметил, что ты рыжая.
— Потому что я была в шляпке, мой миленький. — Эльвира взяла у хозяйки бутылку. — Хотите выпить с нами, фрау Пошнигг?
— Если разрешите? — Хозяйка присела. — До чего же вам хорошо живется, фрейлейн Эльвира! — Она вздохнула. — То ли дело я, бедная вдова… всегда одинока…
Бедная вдова залпом выпила рюмку и тут же налила себе вторую.
— Ваше здоровье, шикарный господин!
Она встала и кокетливо посмотрела на Штайнера:
— От души благодарю! Позвольте откланяться! Желаю вам большого удовольствия!
— А ты ей понравился, котик! — заявила Эльвира.
— Дай-ка мне этот стакан, — попросил Штайнер. Он налил его дополна и выпил.
— Господи Иисусе! — Эльвира с опаской поглядела на него. — Ты ничего здесь не разобьешь, миленький? Эта квартира влетает мне в копеечку. Понимаешь, котик?
— Садись сюда, — сказал Штайнер. — Рядом со мной.
— Лучше поедем с тобой куда-нибудь. В Пратер[69] или в лес.
Штайнер удивленно взглянул на нее. Он ощущал постукивание каких-то крохотных молоточков в голове; они били изнутри по глазам.
— В лес, говоришь? — спросил он.
— Ну да, в лес. Или в пшеничное поле, летом там так хорошо…
— Пшеничное поле… летом? И что это тебе взбрело в голову? Пшеничное поле…
— А как же не взбрело? — торопливо и озабоченно затараторила Эльвира. — Ведь сейчас лето, ты что — не заметил, котик! Вот и хочется погулять в поле. Понимаешь?
— Не прячь бутылку. Ничего я у тебя не перебью, не бойся. Значит, пшеничное поле, говоришь… летом?..
— Конечно же, летом, котик! Зимой там небось холодно!
Штайнер снова наполнил свой стакан.
— Как ты приятно пахнешь…
— Все рыжие пахнут так, котик.
Молоточки застучали быстрее. Комната закачалась.
— Пшеничное поле… — медленно и как-то тяжело повторил Штайнер. — И ночной ветер…
— А теперь давай ляжем, миленький, раздевайся…
— Открой окно…
— Да оно же открыто, котик… Ну, иди сюда, я сделаю тебя счастливым.
Штайнер выпил.
— А ты-то была когда-нибудь счастлива? — спросил он, уставя глаза в стол.
— Конечно, была, и даже довольно часто.
— Да помолчи ты. Погаси свет.
— Сначала разденься.
— Погаси свет!
Эльвира повиновалась. В комнате стало темно.
— Ложись в постель, котик.
— Нет! Не в постель! Постель — это другое, черт побери! Не в постель!
Неуверенной рукой Штайнер налил себе еще немного вишневой водки. В голове перекатывался гул. Девушка прошлась по комнате. Она задержалась на минуту у окна и выглянула наружу. На темные плечи падал слабый свет уличных фонарей. За окном стояла огромная ночь. Девушка поправила прическу…
— Мари, — пробормотал Штайнер.
Она повернулась и приблизилась к нему, мягко и неслышно. Она подошла, спелая, как пшеничное поле, темная и неузнаваемая; от нее исходил аромат, свойственный тысяче женщин. И еще одной…
— Мария, — пробормотал Штайнер.
Девушка рассмеялась нежным грудным смехом.
— Сразу видно, что ты нализался, котик… Ведь меня зовут Эльвира…
Глава 8
Керну разрешили прожить в Праге еще пять суток; затем его выслали, дав бесплатный билет до границы. Он прибыл на таможенный пункт.
— Без документов? — спросил чешский чиновник.
— Да.
— Входите. Там уже кое-кто есть. Часа через два — самое время переправляться.
Керн вошел в помещение, где сидели три человека — очень бледный мужчина, его жена и старый еврей.
— Добрый вечер, — поздоровался Керн.
Они что-то пробормотали в ответ.
Керн поставил чемодан, сел на скамью и закрыл глаза. Предстоял долгий путь, и он хотел хоть
