— Решили начать жизнь с чистого листа? — спросил Бааде, которого удивил отказ от семьи.
— Почему бы и нет? Новая страна, новая жизнь… — пожал плечами Полухин.
— Это отлично! Правильное решение! Теперь-то вы готовы мне рассказать вашу сверхсекретную информацию?
— Не раньше пока справка будет у меня на руках…
— Отлично! Герхард…
— Да, герр комендант! Справка готова?
— Секунду…
Через минут пять адъютант занес в кабинет широкий лист бумаги, щедро украшенной гербовыми печатями Третьего Рейха. Все, что там было, было написано по-немецки, извещая о том, что Василь Полухин является государственным преступником и подлежит немедленному уничтожению на всей территории, где существует немецкая власть. Василий, не знавший ни слова по-немецки, разобрал свою фамилию, написанную аккуратным гимназическим почерком Герхарда, и удовлетворенно кивнул, в полной уверенности, что видит перед собой самую настоящую справку для выезда за границу.
— Можете быть свободны, Герхард! — повелительно кивнул Бааде, улыбаясь. Его очень развеселило коварство адъютанта. Плохо было только то, что после получения нужной информации комендант не планировал выпускать бургомистра из кабинета, иначе получилась бы отличная шутка, когда с этой справкой Полухин попытался бы сесть в поезд. — Теперь вы довольны?
Василь кивнул, пряча драгоценный документ сначала в грязный носовой платок, а потом куда-то за пазуху.
— Теперь доволен…
— Говорите скорей, у меня очень мало времени!
— Помните, первую акцию на железной дороги на моем участке? — уточнил Василий.
— Как же мне ее не помнить…Прекрасно помню! — именно после этого случая он повесил на центральной площади абсолютно невиновную учительницу начальных классов в назидание другим. С тех пор партизаны затихли ровно на полгода.
— Я тогда прибыл на место и нашел на земле, где дожидались диверсанты состава пуговицу, которая показалась мне знакомой…
— И? — жадно наклонился к нему Бааде.
— Эта пуговица была от зипуна моего соседа — отца моего кума Петьки Подерягина — он сейчас у красных служит.
— Вот, это уже интересно…Подерягин…Подерягин… — задумчиво постучал по столешнице тонкими пальцами Бааде. — Я читал его дело в сохранившихся архивах НКВД. Их не успели сжечь толком. Он белый офицер, дворянин, кулак…Его местная контрразведка часто тягала на допросы по поводу его происхождения. Чудом не попал в лагерь. Кремень мужик…
— Вот-вот! А когда я утром принес пуговицу, он меня спросил, почему я сразу его не сдал… Чем подтвердил свое участие в операции, — подхватил Василий. Долгожданная справка грела сердце. Хмель вылетел из головы, оставляя в ней только чувство какой-то непередаваемой эйфории.
— Очень интересно… — пробормотал комендант. — Это очень важная информация Василий…Очень важная! Кстати, а почему я об этом узнал только сейчас? — невзначай спросил он у бургомистра, осторожно, чтобы не видел информатор, доставая пистолет из кобуры.
— Кум ведь… — виновато потупился Полухин. Хотя на самом деле все его мысли были в тот момент об Акулине! Если бы она только согласилась! Если бы сбежала с ним в Германию…Он никогда бы не совершил то, что совершил сейчас. Низость! Предательство!
— Да-да… — пробормотал Бааде, взводя курок и упирая холодный твердый ствол в затылок Полухину. — Я слышал, что в вашей варварской стране кланы родственные очень сильны…
— Герр…Господин комендант! — от прикосновения холодного металла Василий вздрогнул, дернулся в сторону, но понял тут же, что именно уперлось ему в затылок и замер. — Я же все рассказал?! Клянусь, это все, что я знаю!
— Я в этом уверен, Василий, но знаете, вот какой момент, предавший раз сможет предать и в следующий раз, и еще, и еще, и еще… Германии предатели не нужны. Той Великой Германии, которой я служу.
— Но… — последней мыслью Полухина была мысль о том, какой же он все-таки дурак. А потом мир потух, словно выключили свет и наступила тишина.
— Герхард! — засовывая обратно пистолет в кобуру, закричал комендант.
В кабинет заглянул адъютант. Заметил распластанное тело Полухина на полу с дыркой в затылке и рассмеялся.
— Я думал, что вы его все-таки отпустите, герр комендант!
— Идея с такого рода письмом была отличная! Она меня ни на шутку повеселила, мой дорогой! Немедленно организуй мне группу для захвата одного из партизанских главарей. Я лично хочу посмотреть этому человеку в глаза…
— Яволь, герр комендант!
— И приберись тут.. — он брезгливо пнул безвольно лежащую на полу руку бургомистра. — Ненавижу, когда грязно!
23
«Расстрел» Январь 1943С улицы раздался непонятный шум, когда Подерягины ужинали консервами из сухпайка Ганса, который им вот уже три дня торжественно им вручал по банки тушенки. Акулина варила с нее суп, который с большим желанием наворачивали ребятня, да и дед Федька иногда просил добавки, хотя не принимал того, что их угощает враг.
После акции партизан Подерягин ходил весь день задумчивым и злым. Сорвал злость на Николае, обозвав его бездельником, отругал Шурочку за разбросанные куклы по хате, и только заступничество Акулины спасло детей от того, чтобы не быть отпоротыми. Заметно было, что Подерягин — старший волнуется, нервничает и уже жалеет, что не согласился на предложение Говорова и не пошел вместе с остальными. Ведь нет ничего хуже, чем просто сидеть и ждать результата.
И когда, прогремели первые оглушительные залпы, его лицо преобразилось, все морщинки разгладились, и его немного отпустило. Он согласился пообедать и сейчас с удовольствием наворачивал суп.
Непонятный шум во дворе сменился надрывным гулом мотора. Встревоженными немецкими голосами. Колька шустро выскользнул из-за стола и посмотрел в окно.
— Дед, кажись немцы едут! — сообщил он, отодвигая занавески в сторону. — Много!
— Ой, Господи! — схватилась за лицо испуганно Акулина. Нехорошие предчувствия одолевали ее сегодня весь день, но свое состояние она списывала на ворчание свекра.
— Тихо ты! — рявкнул Федор Алексеевич, подходя к окну, чтобы проверить правдивость слов внука.
Возле их дома затормозил грузовой «Опель», почти такой же, на каком их возил Василий смотреть на показательную казнь учительницы в город. Только теперь он был заполнен не
