– Ваше превосходительство, разрешите опробовать вооружение на дальней дистанции. Осмелюсь доложить: риска при этом никакого.
Истомин чуть задумался, потом ответил:
– Повторяю: без малейшего риска. Никаких повреждений быть не должно!
В самый последний момент доставили кристаллы для защиты. Тифор вызвался установить их на нужные места уже на ходу.
Пятого апреля «Морской дракон» вышел в море. А рано утром шестого апреля три пароходофрегата (английские «Один» и «Донтлесс», французский «Эридис») первыми вышли из Босфора навстречу русскому разведчику. Правда, они сами об этом не подозревали. Командором этого отряда назначили французского капитана. Вслед за ними шла эскадра: семь пароходофрегатов, девятнадцать линейных кораблей и два транспорта под командованием адмирала Гамелена. У них был приказ атаковать Одессу.
Командир «Дракона» отнюдь не собирался напрягать экипаж и двигатели. Железный корабль шёл ходко, но без особой спешки, делая шестнадцать узлов (по лагу) даже без постановки «Гладкой воды».
– Три корабля прямо по курсу!
От крика сигнальщика в рубку поспешили и подвахтенный офицер (им был лейтенант Мешков), и все прочие высшие чины. Своих в этих водах не могло быть по определению. Но пока что над горизонтом были видны только мачты. Судя по отсутствию дыма, неприятель шёл под парусами.
Не прошло и четверти часа, как над горизонтом уже стали видны корпуса трёх противников. А на расстоянии не более двух миль за ними шла целая эскадра. Командир взялся за подзорную трубу.
– Два англичанина, один француз, – объявил он. – Трубы виднеются, но дыма нет. Значит, котлы холодные. Полагаю, узлов одиннадцать на полном ходу дадут, а то и двенадцать.
Мичман Шёберг чуть заметно качнул головой:
– Осмелюсь возразить, Владимир Николаевич. Сейчас идут бакштагом, да только ветер слабоват. И девяти узлов не делают; даже когда пар дадут, и то в двенадцати сомневаюсь. – И поскольку именно второй помощник исполнял обязанности штурмана, то он добавил: – По счислению: не более сорока миль от входа в Босфор.
Казалось, Семаков был всецело поглощён зрелищем идущей навстречу эскадры и потому никак не отреагировал на слова мичмана. Но тут командир оторвался от подзорной трубы, и на лице его появилась улыбка, в которой начисто отсутствовала доброжелательность.
– А наш-то – зубастый, – несколько двусмысленно шепнул младший унтер Зябков стоявшему рядом боцману. Тот согласился:
– Точно, зубастый.
С этого момента прозвище прилипло.
Характер улыбки подтвердился:
– Корабль к бою!
Эта команда была хорошо усвоена экипажем. На учениях командир был достаточно требователен, и нижние чины затвердили порядок действий накрепко. Матросы довольно быстро сняли рамы со стёклами, отнесли их в трюм, а другая группа поставила тяжеленные броневые заслонки. На самом деле эта броня, конечно, таковой не являлась (обычная низкоуглеродистая сталь без термообработки), но и для капитана Риммера, и для российских моряков сама концепция бронирования боевого корабля с помощью специально подготовленного металла была в новинку. Дверь в рубку до особой команды оставили открытой.
Несомненно, на кораблях противника заметили «Морского дракона». Последовал интенсивный обмен сигналами. Из трубы «Эридис»[10] повалил чёрный дым.
Капитан Мерсье отсигналил англичанам, что сам займётся преследованием. Француз радовался, что победу не придётся ни с кем делить. Победу при Синопе он считал не успехом русских, а провалом турок. Зная о превосходном состоянии машины и котлов на своём корабле, он не сомневался в исходе боя – конечно, если русскому не удастся каким-то чудом удрать. Вероятно, не последнюю роль сыграло подсознательное стремление утереть нос гордецам-англичанам.
Английские капитаны дисциплинированно и даже охотно подчинились командору. Надобно заметить, что командир «Одина» не страдал отсутствием честолюбия. Но он не был знатного происхождения, поэтому не заканчивал элитную школу и, хотя ухитрился дослужиться до мостика боевого корабля и чина командора, но большее ему не светило. Мистер (не сэр, тем более не лорд) Фрэнсис Скотт опирался в своей морской работе на ум, а не на характер. А ещё он наблюдал битву при Синопе (издали), и это зрелище навсегда излечило его от недооценки русских. Как раз в данном случае недооценка прямо напрашивалась. Крохотный кораблик, водоизмещение которого на глаз не составляло и двухсот тонн, заведомо не мог быть серьёзным противником. На его юте в подзорную трубу просматривалась пушечка (одна!) мизерного калибра – и ни единого пушечного порта по бортам. Парусов и быть не могло – некуда ставить. То есть этот корабль приводила в ход только паровая машина. Правда, не было дыма, но англичанин знал, что другое топливо, например, земляное масло, будучи употреблено вместо угля, может быть бездымным. Полностью беззащитное судёнышко. Однако капитан Скотт не поверил в глупость командира этой скорлупки. И предположил, что защита явно разведывательного кораблика в его скорости. Почти наверняка гоняться за ним бесполезно, а вот навести на огонь замаскированных русских батарей этот якобы безобидный корабль в состоянии.
Командир «Донтлесса» видел то же самое, но у него была другая позиция. Сразу же после выхода в море механик доложил о возможных проблемах с обоими котлами, и коммодор Филипс-Райдер втихую обрадовался приказу не ввязываться в погоню. Ещё не хватало, чтобы машина стала мёртвым грузом аккурат во время похода или, того хуже, в бою.
* * *Командир «Морского дракона» не давал команд типа «Право на борт», это было ни к чему. Лёгкий штурвал и без того делал дело.
Пока длился разворот, противник приблизился на пару миль. Пароходофрегат под французским флагом явно прибавил скорость, поскольку опередил англичан не меньше чем на полмили. Погоня началась.
Котлы «Эридис» разогрелись; скорость, соответственно, возросла, но пока что расстояние между беглецом и преследователем сократилось незначительно. А вот от английских кораблей тот и другой оторвались.
Когда мачты двух пароходофрегатов скрылись за горизонтом, русский капитан совершил явный промах: принял на румб к югу. Капитан «Эридис» с лёгкостью раскусил намерения хитрого противника. Тот с очевидностью рассчитывал, что среди прибрежных мелей, имея меньшую осадку, сумеет уйти от погони. Но Мерсье знал, что у береговой черты можно налететь на рифы, а вот на мель – нет. У противника день, похоже, выдался не из удачных. К тому же на этом кораблике явно обнаружились проблемы с машиной: скорость заметно упала. «Эридис», сохраняя
