Ровная местность впереди вполне годилась для конных маневров. Наверняка, выбирая позицию для битвы, Генрих Силезский и Конрад Тюрингский прежде всего думали об удобстве таранной копейной атаки. Но по иронии судьбы навязанная Кхайду-хану для сражения равнина вполне устраивала и кочевников. Преимущество свободного пространства, схожего с родными степями, позволит им в полной мере противопоставить рыцарской коннице свою кавалерию. К тому же на открытой местности татаро-монголы смогут использовать свое самое страшное оружие – мощный лук и длинные тяжелые стрелы.
Доброе поле! Так называют жители легницких земель это место. То ли необычайно жирный чернозем, то ли бескрайние просторы были тому причиной. Но сейчас, когда многотысячные армии замерли друг против друга в мрачном ожидании кровавой сечи, название это казалось таким же неуместным, как и опьяняющий запах весны.
Бурцев уже различал не только однообразные тевтонские кресты. В глазах рябило от польских гербов и знамен. Правда, калейдоскоп ярких цветов, рисунков и символов ни о чем ему не говорил. Геральдика, блин! Вот уж чем он никогда не интересовался. А жаль. Досадный пробел частично восполнил Дмитрий, проявив недюжинное знание основных штандартов врага:
– Сразу за тевтонами стоят немецкие золотокопатели, дружина сына моравского маркграфа Болеслава Щепелки и малый отряд французких госпитальеров. Наверное, все они пойдут в атаку вместе с тевтонами. Вон там – опольские рыцари вассала Генриха Благочестивого князя Мечислава. А там, на дальнем конце поля, мелкие великопольские паны и остатки малопольского рыцарства. Судя по главному стягу, их возглавляет воевода Сулислав Клеменс.
Сулислав? Брат Владислава Клеменса, опекуна Аделаиды! Что ж, большая удача, что Сулислав будет биться на противоположном фланге, и новгородцам не придется скрестить с ним мечи.
– На холме позади, под красной хоругвью с белой стрелой – то, должно быть, сам Генрих Благочестивый, – продолжал Дмитрий. – Там же вижу знамена Силезии, Вроцлава и великопольской знати. Да, Генрих не глупец, лучших воинов держит при себе, в резерве. А вон туда глянь-ка! В самом тылу тевтонов – это ж штандарт Конрада Тюрингского. И рядом – куявский стяг! Казимир, видать, нынче при магистре.
– Откуда у тебя такие познания в геральдике? – изумился Бурцев.
Дмитрий хитро прищурился:
– Я же говорил тебе о новгородских лазутчиках. От них и известно нам все о тевтонских союзниках и их гербовых знаках.
С противоположной стороны Доброго поля донесся рев рогов и труб.
Сигнал к атаке?!
Нет, пока еще нет. Но вражеский строй шевельнулся. Сбившиеся ряды рыцарей выравнивались, растягивались по всему фронту.
– Частокол строят, – со знанием дела прокомментировал Дмитрий.
– Частокол?
– Да. Впереди – рыцари. За ними – оруженосцы, стрелки, кнехты, слуги. В сплошную линию, вишь, становятся. Польские паны гордые – жуть! Не желают идти в атаку за хвостом чужой лошади. Не то что орденские братья.
– А что орденские бра…
Рога загудели снова. Напротив новгородцев – там, где развевались знамена с черными крестами – тоже началось движение. Из линейного строя выдвигался хищный «клюв», обрастая все новыми и новыми рыцарями, словно магнит железными опилками. Боевой порядок тевтонов отличался от бесхитростного «частокола» поляков. Глубокое построение крестоносцев напоминало заостренный таран. Такой если разгонится, способен расчленить любой «частокол».
Впереди, в голове «тарана», плотно – стремя к стремени выстраивались тяжеловооруженные рыцари. Тела всадников защищали длиннорукавные кольчуги. Поверх кольчуг надеты панцири из толстой кожи, обшитой сталью. На ногах – кольчужные чулки и металлические поножи. На руках – латные перчатки и мелкокольчатые рукавицы, на плечах – широкие, плоские пластины наплечников, смахивающие на погоны… У многих топорщились наколенники и налокотники.
Глухие шлемы-топхельмы тевтонов с перекрестием на лицевой стороне издали походили друг на друга, будто сошедшие с одного конвейера ведра. Лишь редкие украшения – рога, раскинутые орлиные крылья да деревянные руки на макушках горшкообразных головных уборов несколько разнообразили всадников. Впрочем, общая униформа – белые плащи и накидки с крестами, да однотипные треугольные щиты сводили на нет слабо выраженную индивидуальность орденских братьев.
Рыцарские лошади тоже казались подобранными из одной конюшни. Рослые, раза в полтора выше степных лошадок, сильные… прямо не коняги, а целые слоны! Четвероногих гигантов прикрывали плотные, поблескивающие металлом попоны. Стальные шлемы-маски на мордах превращали животных в мифических чудовищ. «Чудовища», однако, беспрекословно повиновались наездникам. Этому, судя по всему, способствовала жесткая конструкция поводьев, безжалостно раздирающих пасть, и огромные острые шпоры. Иначе и быть не могло: только покорность лошадей позволяла всадникам удерживать сложный боевой порядок.
Перед атакой тевтоны выстраивались с истинно немецкой тщательностью и основательностью. За первым рядом из полудюжины бронированных конников следовал второй, в котором было уже на два рыцаря больше. За ним шел третий – еще плюс два крестоносца. Четвертый, пятый, шестой… Белые плащи, черные кресты… По-своему даже красиво.
В ордене германского братства Святой Марии нет места спеси и греховной гордыни, присущей светским феодалам. Стоять одному брату-крестоносцу позади другого вовсе не считалось зазорным. Все разумно, все подчинено строгой орденской дисциплине и рациональному подходу. У каждого воина – свое место в общем строю, обусловленное качеством вооружения и боевым мастерством рыцаря.
В бронированном кулаке крестоносцев отсутствовали оруженосцы и слуги, которые в изобилии толпились позади польских панов. Вся боевая прислуга вместе с пешими кнехтами располагалась в центре трапециеобразного построения. Там сейчас было черным-черно от сгрудившейся толпы пехотинцев. Именно черно: тевтонские кнехты носили черные плащи, котты и нехитрые доспехи из кожи или плотной стеганой материи. Металлом поблескивали лишь шляпообразные шлемы с широкими полями да нагрудные щитки с «Т»-образными крестами.
Надо отдать должное братьям-рыцарям: своих более уязвимых соратников они хорошенько упрятали от самого опасного – первого – столкновения с противником. Зато уж если тяжеловооруженная ударная группа тевтонских всадников рассечет ряды новгородцев, и вся эта чернота хлынет в тесноту вязкой рукопашной схватки, будет тяжко.
Бока живого тарана, как и его бронированный лобешник, надежно прикрывала рыцарская конница. Правда, на флангах белые одежды орденских братьев щедро разбавлялись серыми плащами сержантов-наемников и рыцарей-полубратьев. Их кресты, как и у чернодоспешных кнехтов, были «Т»-образными – со срезанными верхушками.
Еще один отряд братьев и полубратьев ордена оберегал тыл, где сконцентрировались арбалетчики. Стрелков было немного. Крестоносцы делали ставку в бою не на перестрелки, а на мощный натиск, копейную сшибку и скоротечный рукопашный бой.
В знаменитый тевтонский клин не уместились все желающие: сзади копошилась бесформенная разношерстая масса орденских союзников и наемников с пестрыми знаменами. Конные, пешие… Вероятно, они тоже пойдут в атаку вместе с крестоносцами, но, как и упрятанные в «коробочку» кнехты, будут выполнять вспомогательную функцию.
– Свиньей ударят псы латинянские, – новгородский десятник мрачнел на глазах.
– Как думаешь, скоро? – Бурцеву тоже было не до веселья.
– Не-е, торопиться немцы не любят. Строиться будут еще долго, выравнивать ряды, ужимать дистанцию. Потом, как
