– Не пучьте глаза, больной!
– Ы-ы-ы…
– Окорок, полей на руки!
Тот удивился:
– Уже все, что ли?
– Ну я же не садист какой нибудь, чтобы людей мучать…
Вид у Пионера был, как будто он старается посмотреть себе в рот.
– Не смотри так удивленно, – сказал я.
Все рассмеялись. Рейдер закрыл рот. Врач отдал ему выдранный зуб.
– Держи на память.
– Нафиг он мне? – спросил Пионер, разглядывая его у себя в ладони. – Блин… Непривычно. Дыра справа.
– Извини, новый вставить не могу.
– Да ладно, обойдусь. Сколько я тебе должен?
– Сочтемся… – Врач разложил промытые водкой инструменты, аккуратно упаковал их в салфетки и сложил в сумку. – Мастерство, как говорится, не пропьешь.
– Вот это военно-полевая хирургия у вас тут… – покачал головой Фриц. – Раз, и нет зуба.
– Ну а что делать, если болит? Или если собаки кого то порвали – тоже так просто не оставишь. Не заживет само.
– Часто так приходится?
– Частенько. Врачей в Промзоне не очень много, да я и не врач. Два курса проучился всего. Студент, ты как? Ничего не надумал?
– Ночуем здесь. Может быть, к утру они разбегутся.
– Врач, а ты завра видел? – спросил Пионер.
– Да вот как тебя сейчас, – ответил тот. – Я за автомат, на спусковой крючок нажимаю, а он на предохранителе. Хорошо, он в щель на меня смотрел и свалил сразу. Они ведь прекрасно знают, что такое оружие
– Повезло…
– Тебе бы так повезло. Глаз во такой! – и Врач показал, какой был глаз, преувеличив размер всего раза в два. – Потом Студент его завалил. Тушу в кластер отправили, ученым.
– Да ты че?! И много бабла отвалили?
– Косарь. Но пришлось с "Чистотой” делиться. Они вывозили.
– Неплохо!
– Еще бы! А лучше всего то, что он там у них в кластере ожил. Его из морозильника когда вытащили, он оттаял и регенерировал. Ночью начал по лабораториям шастать, охрану напугал до усрачки.
– И че потом???
– Потом? Его приручили. Сгущеным молоком прикормили. А потом он сдох.
– Почему?
– Так мутант же! Мутанты за периметром не живут долго. У них весь метаболизм на биополе завязан.
Окорок, улыбаясь, сказал:
– Вот так, Пионер! Всегда с собой сгущенку носи. Увидишь завра – доставай банку и корми. И главное: побольше верь всяким историям. Бывалый рейдер тебе еще и не такое рассказать может…
– Окорок, я клянусь тебе: все правда, – сказал Врач. – Ван подтвердить может. Он как раз этому завру в башку контрольный выстрел и делал. Кто же знал, что у него и мозги могут восстанавливаться?
– Все правда, – подтвердил сидевший на металлической скамье Ван. – Кто знает Берлогу из "Чистоты", может его спросить. Он как раз вывозкой занимался.
…
К утру крысаны и не думали куда то разбегаться. Наоборот: их вроде бы даже больше стало. В предрассветной полутьме, в тени борта, то и дело шевелилась трава. Снизу слышался писк.
Я в очередной раз подумал, что придется просидеть здесь еще сутки, когда за спиной послышались тихие шаги. Под чьими то босыми ногами чуть слышно шуршала ржавчина на металле. Подкрасться пытается…
Дав ей сделать еще несколько шагов, я спросил:
– Не спится, Гюрза?
– Да. Пищат… Они так и не разбежались?
– Как видишь.
Гюрза подошла к борту, глянула вниз.
– Не видно ничего. А ты так всю ночь и простоял? И как понял, что это я?
– Мне сна нужно не много. Одно из преимуществ перестроенной нервной системы. А тебя я услышал. Шаги легкие, в этой весовой категории только ты и Врач. Но он не стал бы так подбираться сзади. Это опасно. Часовой с перепугу даст очередь и никто его потом за это не обвинит. Значит либо ты, либо кто то из техников, но они тяжелее.
– Я думала, что Ван, когда на лекции об этом рассказывал, слегка заврался. Ну как можно у живого человека что то с нервами сделать?
– Можно. Биополе активно взаимодействует с биологическими объектами и вероятность изменений тем больше, чем объект сложнее. Бактерии здесь практически не мутируют, хладнокровные всякие – тоже, птицы – очень слабо, а вот млекопитающие…
– Вот эти тушканы…
– Когда то были нормальными крысами.
– Ничего себе!.. А люди?
– Люди мутируют очень быстро, причем большую роль в ходе мутаций играет высшая нервная деятельность. Эмоции прежде всего. Сейчас идет изучение механизма взаимодействия биополя и человеческого генома. Но работа очень сложная и это пока не основное направление.
– Представляю! Но ведь ты… Значит этим можно управлять?
– Можно. Но остаться при этом человеком – гораздо сложнее. Как бы это тебе объяснить? Представь себе неровную поверхность и на ней металлический шарик. Шарик всегда будет стремиться скатиться в ямку. Если его подбросить, или перекатить, то он найдет для себя новую ямку, где его потенциал минимален и в ней останется. Так же и с мутациями. Есть определенная зона, в которой живое существо по совокупности признаков является человеком.
– Фенотип.
– Он самый. Причем поведение – тоже часть фенотипа. Например крыса копает нору. Она таким образом приспосабливается к условиям обитания. Если бы она построила железобетонный бункер, то крысой бы ее уже не считали. Чем фенотип богаче, тем легче происходит мутация. Человека очень легко изменить, а поскольку фенотип тесно связан с генотипом, то при больших его изменениях получится нечто, мало напоминающее исходный организм. В общем можно улучшить зрение, слух, обоняние, физическую силу, но только до определенного предела. Шарик не должен покинуть потенциальную яму, иначе назад он может и не вернуться, потому что получившееся существо может разучиться мыслить.
– И таким и останется. Я поняла.
– Формально мы остаемся людьми, несмотря на небольшие отличия вроде ограниченной телепатии и эмпатии. Четыре "смежных" потенциальных зоны это: шнорхи, кровоеды, гипнотизеры и монахи. Изменения, соответственно, в стороны силы и ловкости, маскировки, контроля и защиты дошли до предела и перестали быть обратимыми. Соответственно мутанты более не могут считаться подвидом человека разумного и хотя монахи, в отличии от первых трех видов, разумны и теоретически могут мутировать обратно в людей, но у них очень высокая сопротивляемость биополю, поэтому у них это не получается. В Промзоне просто нет таких мест, где его напряженность столь велика.
– Да, Ван рассказывал. Даже нарисовать их пытался.
– Но с нашей работой все и так ясно. Ситуация в кластерах ухудшается, хотя и медленно. Это неизбежно, ухудшение можно только замедлить, но пока нужно определить, что могут сделать люди, если их это коснется напрямую. Генетическая социология – только одно из направлений исследований. А вот вас то зачем в Промзону послали?
– Осмотреться. Вступить в контакт с лидерами группировок. Определить возможность развертывания научного комплекса.
– Исчерпывающе. Но первое вы сделали. Для второго нет особой необходимости лезть в Промзону. Это можно сделать и за периметром. Третье – да, возможно. На любой из баз группировок. Можем идти обратно.
– Но мы
