После часового застолья эпицентр веселья переместился на свободное от столиков пространство, где проводились какие-то конкурсы. Гусенко угораздило попасть в один из них вместе с Властой. Суть конкурса состояла в том, что участникам показывали довольно сложную бумажную снежинку, которую требовалось воспроизвести карандашом на ватмане по памяти. Тот, кто выиграл, выбирал из корзинки записку с заданием, проигравший его выполнял.
Власта очень старалась, выводила карандашом замысловатые узоры. Но безупречная зрительная память Михаила взяла верх.
— Проигравший должен поцеловать победителя! — громко зачитала задание ведущая конкурса и, вероятно, от себя добавила: — Взасос!
Тот поцелуй получился жарким. Но все же оба они ощущали себя актерами на сцене.
А сейчас Миша почувствовал страсть, внезапно проснувшуюся во Власте. Она дрожала и не хотела отпускать его.
Он скользнул ладонями по легкому халату, расстегнул пуговицы, нащупал упругую грудь.
— Сколько у тебя времени? — заметно волнуясь, спросила Власта.
— Час.
Она быстро стянула с него футболку, осыпала поцелуями шею, плечи, пробежала метеором по комнате, задернула шоры, закрыла на ключ входную дверь и решительно потянула его за руку:
— Пойдем.
Они упали на кровать.
Власта освободилась от халатика, стянула с себя тонкие трусики и шепнула:
— Иди скорее ко мне.
Глава 7
Истинного возраста Елены Васильевны Бариной не знал никто.
«Тридцать с небольшим», — говорили одни.
«Тридцать пять», — утверждали другие.
На самом деле ей было под сорок. Просто всех сбивали с толку ее миниатюрная фигурка, гладкая кожа, шикарные волосы и красивое личико без единой морщинки. Этакая маленькая, очень даже симпатичная девушка, имевшая приличный жизненный опыт.
Она окончила институт и интернатуру и была направлена работать на станцию «Скорой помощи». В те годы ее вообще все принимали за тринадцатилетнюю девчонку. Это было нежное создание ростом метр с кепкой, в очочках с тонкой оправой, с хвостиком на затылке и золотистыми завитками кудряшек на висках.
Это чудо носило имя Леночка. Барышня не курила, не употребляла алкоголь, не ругалась матом и вообще не думала о мужиках. Щеночек в стае матерых волков. Разговаривала Леночка тихо, очень тонким голоском, за что сразу получила соответствующее прозвище — Мышь.
Мужское народонаселение станции «Скорой помощи» в присутствии Леночки робело и становилось скромнее. Так вел себя даже огромный, похожий на гориллу фельдшер второй бригады Громов, при появлении которого алкаши и хулиганы растворялись в подворотнях, а бездомные собаки начинали жалобно скулить. Представить Громова в гневе было страшно. Он весил сто тридцать пять килограммов и без мата разговаривать не умел. Однако при появлении Мыши этот гигант почему-то сжимался до размеров ботаника-семиклассника, краснел, становился серьезным и исключительно вежливым. Он вообще относился к ней как к маленькому ребенку, угощал конфетами, печеньками и мороженым, не позволял таскать тяжелый чемоданчик, на дежурстве уступал самое удобное место на тахте для сна.
Несмотря на молодость и миниатюрные размеры, Леночка была очень даже хорошим врачом. Она ничего не боялась, бралась за любую работу, все успевала. С ней было легко и приятно выезжать на вызовы.
Постепенно начальство стало доверять барышне самостоятельные дежурства, но исключительно в дневное время. Если бы оно рискнуло поставить Мышку одну в ночь, то ему пришлось бы иметь дело с Громовым.
Однажды ее бригада примчалась по вызову к старенькому дедушке, ветерану войны. Леночка посмотрела, послушала его. Дед был ходячий, но чувствовал себя, мягко говоря, хреново, потому Мышь и приняла решение транспортировать его до ближайшей «фабрики здоровья», запросила у диспетчера место.
Тот велел ей отправить недужного дедушку в небольшую больничку, состоящей из двух корпусов. В одном размещались терапия, гинекология, неврология, в другом — хирургия с травмой, но приемное отделение было одно.
И вот ведет Леночка ветерана под локоток. Навстречу типичный такой хирург, высокий крепкий детина с волосатой грудью, длинными мощными руками, наглой самоуверенной мордой и бычком в зубах. В зеленой шапочке и «операционнике» того же цвета.
— «Скорая», да? Кого везем? — хмуро поинтересовался он, не глядя на больного.
— Дедушка. Семьдесят пять лет. Пониженное давление, слабость, общее недомогание. Жалобы на тошноту.
— Мы закрыты, — решительно отрезал этот тип. — Я больного не приму.
— Но диспетчер дал место у вас…
— Малявка, твою мать! Ты плохо слышишь?! — повысил голос хирург.
— Не кричите, пожалуйста. Я сейчас позвоню в центр и еще раз выясню.
— Давай-давай, мелочь, выясняй.
События развивались стремительно и принимали крутой оборот. Леночка подошла к телефонному аппарату, который стоял на столе дежурной медсестры, набрала номер диспетчера, объяснила ситуацию и выслушала ответ.
Затем она повернулась к грозному хирургу и заявила:
— Диспетчер сказал, что вы скоро возобновляете прием. Я должна оставить больного у вас. Подскажите мне, пожалуйста, фамилию врача, который его примет.
И тут детину понесло.
— Да ты кто такая, плюгавая сучка?! — взревел он. — Вертел я твоего диспетчера вместо с тобой сама знаешь на чем! Наберут в «Скорую» уродов с улицы, которые не знают ни хрена и слушать никого не хотят! Забирай своего старикана и сматывайся отсюда, пока за шкирку не выкинул!
В холле приемного отделения, как и всегда, тусовался какой-то народец. Это были медсестры, нянечки, родственники больных. Все разом примолкли, испуганно оглянулись на злого доктора.
Но тут вдруг случилось то, чего никто и представить не мог. Водитель «Скорой» и фельдшер, прибывшие в больничку вместе с Леночкой, и предположить не могли, что у нее имеются столь мощные голосовые связки.
Она бесстрашно подскочила к человекообразному детине, а потом громко и отчетливо выдала на все фойе:
— Ах ты, образина шерстяная! Да я твой поганый рот сейчас натяну на одно место! Да как ты, поганец, смеешь так с людьми разговаривать?! А ну-ка назови свою фамилию, или я тебя, суку мохнорылую, прямо сейчас ногтями кастрирую без всякого наркоза!
Нежная девочка по прозвищу Мышь вплела в эти фразы
