Глава 8
Десятки незнакомых лиц пробегали перед глазами Станислава, оседали в копилке памяти. Равнодушные, злые, испуганные. Мелькали перехлесты городских улиц и отправлялись в ту же копилку. Народная, Домбровича, Цветочная, Лютневая, Лобная, Торговая. Советских названий, привычных уху, прославляющих величие Октября, здесь не было вовсе.
Железнодорожная станция, оцепленная кордоном, на которой шумели транзитные воинские эшелоны. Улица Загорская в непосредственной близости от вокзала. На ней до тридцать девятого года располагались польские органы власти, потом – советские. С лета сорок первого там сидела немецкая оккупационная администрация со всеми своими прелестями, в том числе гестапо, жандармерией и комендатурой. Теперь опять комендатура, уже наша, городской комитет ВКП(б), отдел НКВД и что-то там еще.
Остаток пути офицеры проехали без приключений. «Правительственный квартал» был оцеплен патрулями, пулеметными гнездами за мешками с песком, вереницей шлагбаумов. Те же меры безопасности наблюдались на станции. На прочее городское пространство сил и средств не хватало. Там иной раз шалили и стреляли не только бандеровцы, но и чистые уголовники.
Капитан Кисляр пообещал, что решит вопрос с размещением группы, и быстро испарился. В бывшем здании жандармерии гуляли сквозняки, таскали по полу обрывки бумаг, бытовой мусор.
– Женской руки тут явно не хватает, – пробормотала Настя Кутепова, разглядывая с поджатыми губами этот вселенский кавардак.
Станиславу пришлось напомнить ей, что она не женщина, а старший лейтенант особого назначения. Приведением рабочих мест в порядок займутся другие люди.
Офицеры показали начальнику караула служебные удостоверения и тонко намекнули на то, что не к лицу им работать в таком дерьме. Парень побледнел. Через час все было в порядке, как в нормальной ведомственной конторе, включая телефон для связи с комендатурой и военным руководством станции.
Настя брезгливо смахивала тряпочкой пыль со стола, протирала подоконник, который венчал страшноватый, до предела засохший комнатный цветок, вся земля вокруг которого была утыкана окурками немецких сигарет. Гальперин убрался в комендатуру с наказом добыть все, что уцелело от местных архивов.
В здании четко ощущалась какая-то могильная аура. Эти стены за пять лет, похоже, всего навидались.
– Разрешите, товарищ майор? – В кабинет всунулся сержант Красной армии.
Майор кивнул. Мол, разрешаю.
Солдаты втаскивали в помещение железные ящики, стопки папок, проштампованные орлами вермахта и украинскими трезубцами.
– В подвале нашли, товарищ майор, – отчитался сержант. – Фрицы перед бегством что-то уничтожили, но многое осталось.
Настя с ужасом смотрела на гору макулатуры, растущую посреди комнаты. У Стаса создавалось впечатление, что ей очень хочется надеть медицинские резиновые перчатки.
Вскоре оперативников контрразведки Смерш осчастливил фактом своего появления донельзя усталый капитан Есаулов, исполняющий обязанности коменданта. Он был не молод, не мог похвастаться пышной шевелюрой и вселенской невозмутимостью. Капитан волновался, как студент на первом экзамене. Не каждый день его владения посещали представители этой зловещей конторы. Но рукопожатие у него оказалось твердым.
Шелест не давил на визитера. С людьми надо быть мягче, если, конечно, ты не собираешься в ближайшее время ставить их к стенке.
– Надеюсь, мы сработаемся, Михаил Егорович, – проговорил Шелест. – Заискивать не надо. Вижу, что вам, бывшему боевому офицеру, противно такое поведение. Но любые пожелания моих людей, равно как и мои, должны выполняться беспрекословно. Чего-то заоблачного требовать не будем, видим, насколько вы ограничены в средствах. Сожалею, что вы не местный, это усложнит выполнение задачи. Но на безрыбье, как говорится… Вы неплохо воевали, я наводил справки.
– А теперь меня списали с парохода, – сказал комендант и горько усмехнулся. – Командовал ротой в ударном батальоне. Именно мы при поддержке армейского штрафбата первыми прорвали фронт под Антоновкой. Переправились через Звягу, закрепились на левом берегу и всю ночь держали оборону. Немцы как с цепи сорвались, бросали последние резервы, даже роту жандармов подогнали до кучи. За ту ночь я получил медаль и заработал инфаркт. Ни одной царапины, представляете? А сердце чуть не треснуло.
– В мирное время это называлось «сгореть на работе», – с улыбкой проговорил Шелест. – Теперь понятно, почему вас не оставили в действующей армии.
– Предложили комиссовать, – не без гордости сообщил Есаулов. – Но мне стыдно стало. Я же не покойник какой-то. Так и сказал, дескать, вот помру, тогда и комиссуйте. А пока есть сила в руках, да и голова еще варит. Прошу направить меня на участок, где требуется военный опыт. Это не курорт, товарищ майор. Здесь враг не маячит перед носом в окопах, когда ты точно знаешь, куда бежать и в кого стрелять. Я за неделю потерял троих бойцов и младшего лейтенанта Сычева. Двое погибли при патрулировании улицы Народной, ночью попали под обстрел. Лейтенант подорвался на растяжке, когда мы пришли обыскивать подозрительную хату. Еще один боец неудачно вышел ночью в сортир. Бедолаге перерезали горло.
– Какими силами располагаете, Михаил Егорович?
– Если честно, совсем невеликими, товарищ майор. Мы способны охранять только несколько кварталов. Если больше, то это будет распыление сил. Ребята мои поумнели, осознали, с кем имеют дело. Любая баба может достать из-под юбки обрез, какой угодно малец в дырявых портках – бросить гранату. Глупо объяснять ему, что надо мяч гонять с пацанами, мамке помогать и в школе учиться. Бородатые дядьки из леса основательно засорили людям мозги. У них такая пропаганда, что нам пока не тягаться. В моем распоряжении два взвода по тридцать штыков. Караульная служба ведется круглосуточно. Еще у Губина неполная рота, но они подчиняются штабу войск НКВД, поставлены обеспечивать безопасность вокруг станции. Объект, как ни крути, важный. Там ежедневно проходят эшелоны. Людей приходится отправлять во все концы, предотвращать диверсии на путях. А это, знаете ли, весело – патрулировать полотно, которое со всех сторон открыто. Есть еще люди капитана Кисляра, две дюжины. Это в основном работники милиции, прибывшие из восточных областей Украины. Он пытается сформировать из местных жителей истребительные отряды. В них идут здешние хлопцы, недовольные Бандерой и его порядками. Идейных там мало, а вот обиженных хватает. У кого-то жену изнасиловали, братьев или сестер повесили. Теперь мстят, считают, что Советы – наименьшее зло. Там и бывшие бандеровцы есть, и те, кто немцам прислуживал, так называемые хиви, добровольные помощники вермахта.
– Евреи
