— Ну, чем занимались… на работу, конечно, ходили, но только я тебе честно скажу, Томочка — странная у них была работа. Почти всегда они дома были. Другие люди утром идут и до самого вечера их нету. А эти — не так. Как ни выйду из квартиры — все их встречаю. То его, то ее. И все куда-то идут, все торопятся. А куда — не скажут. Елена бежит, явно из магазина, а где была, что купила — хоть спрашивай, хоть не спрашивай, как-то так разговор повернет, что и не скажет, — Мария Петровна снова взялась за рюмку.
— Может, конечно, они на полставки работали или еще как, этого я точно не знаю, а врать не буду, с детства не приучена. Зато очень часто они куда-то ездили. Смотришь, чемоданы соберут, такси вызовут — и покатили…
Она удивленно взглянула на свою опустевшую рюмку, наполнила ее, выпила.
— Так, может, они по работе ездили, в командировки, по служебной надобности?
— Вот уж не знаю, может, и в командировки, только больно много вещей они брали, и потом, разве бывают такие командировки, чтобы мужа с женой вместе посылали?
«Тем более если жена работает кладовщицей, а муж курьером? — подумала Эва. — Если на то пошло, кладовщиков и курьеров вообще не посылают в командировки».
— А что же ты-то не пьешь? — заволновалась Мария Петровна, заметив нетронутую рюмку.
— Да мне много нельзя… — засмущалась Эва, — у меня голова от этого болит…
— Это ты зря говоришь! От хорошего винца голова никогда не заболит, от него, наоборот, все болезни проходят! Но ты, конечно, как хочешь, принуждать тебя не буду!
Мария Петровн налила себе очередную рюмку, выпила с большим удовольствием и снова заговорила, причем от выпитого язык у нее начал немного заплетаться:
— Вот, кстати, о родственниках твоих… если так, с виду, они почти что не пили, но только один раз я видела, как Елена, тетка твоя, мужа на себе прямо тащила… как раз они из своей поездки вернулись, или там из командировки, кто их знает. Время было уже позднее, я уже спать собралась, слышу — шум на лестнице, голоса. Ну, я в глазок-то выглянула — мало ли что, может, уже в полицию звонить пора. Смотрю — соседи, родственники твои. Он еле ногами переступает, а она его на себе тащит и ласково так приговаривает: «Ну, еще немножко, Ленечка, уже почти дошли… еще несколько шагов, и будем дома».
Тут у меня с гвоздя рожок упал для обуви. А у меня рожок хороший, не пластмасса какая-нибудь, железный, считай, вечный, так что когда он упал — брякнул, как полагается, на всю лестницу загремел. Елена, видно, шум услышала, поглядела на мою дверь и сразу как переменилась. Только что она Леонида, мужа своего, ласково уговаривала — а тут как заорет на него: «Ты, пьянь подзаборная, а ну, шевели копытами! Я тебя на себе тащить не собираюсь! Алкаш чертов! Нажрался как свинья! Сколько же я от тебя натерпелась!»
И вот скажу тебе, Томочка, что странно это. Начать с того, что я Леонида, дядю твоего, и вообще-то пьяным никогда не видела, не то что пьяным, даже выпившим. С чего это вдруг он так напился? И потом, уж я-то пьющих мужчин повидала, особенно пока в Зауральске жила.
Мой-то Николай Макарович, супруг покойный, тоже по этой части был. Через то и помер, страдалец. А до того — как аванс там или получка, так я уж ничего хорошего не жду. Мы в пригороде жили. Вот, стало быть, после работы он напьется, в автобус кое-как сядет, а как выходить, его выпихнут, все уж знали, на какой остановке.
Ну, он как выйдет — так сразу в лужу падает. У нас лужа возле остановки была — прямо как Ладожское озеро. С весны до осени не просыхала! Ну, мальчишки соседские сразу ко мне бегут — тетя Маня, тетя Маня, твой дядя Коля снова в луже отдыхает! Ну, мы с Шурой, соседкой, подхватимся и бежим его вынимать. Ох, есть что вспомнить! — Мария Петровна снова приложилась к рюмке. — Так вот я тебе скажу — когда мужчина напьется до чертиков, он какой делается?
— Какой? — с интересом переспросила Эва.
— Он весь такой мягкий, расслабленный, как будто хорошо ему. Недаром говорится — пьяному море по колено. А этот-то, Леонид, весь был как деревянный. Как будто Елена не мужика тащила, а манекен магазинный, только не пластмассовый, а чугунный.
В общем, дотащила она его до двери, к стенке прислонила, как предмет неодушевленный, дверь открыла и затащила внутрь. А только я еще возле своей двери немножко постояла — мало ли что, думаю, как-то странно все…
И дождалась.
Снова лифт зашумел, и выходят из него двое. Судя по всему — врач и медсестра. У него чемоданчик докторский в руке, у нее — тоже сумка какая-то. Вышли, по сторонам огляделись — и в квартиру к ним, к родственникам твоим.
— Ну, это понятно, — вставила реплику Эва, — вызвали врача для выведения из запоя… это сейчас очень распространено, на каждом углу рекламируют.
— Это, конечно, может быть… — Мария Петровна снова наполнила свою рюмку, выпила и проговорила удивленно: — О чем это я говорила?
— О том, что приехали к соседям врач и медсестра, — напомнила Эва собеседнице.
— А, да, точно. Так вот, ты говоришь, что они из запоя Леонида выводили. А только какой же это запой? Я его незадолго до того видела, он трезвый был как стеклышко. Запой — он долго длится, мне ли не знать. И когда человек в запое — он буйный, орет, руками машет, как ветряная мельница, а Леонид еле шел, на жену опирался. Такого и выводить не надо, он сам проспится.
У нас в Зауральске сосед был Михалыч, вот он регулярно в запой ходил. Он на железной дороге работал, сменами, так начальство заранее его запои в график включало, чтобы потом накладок не было. На железной дороге порядок должен быть, сама понимаешь, там грузы срочные, расписание…
Опять же выводят из запоя тоже долго, уколы там, капельницы, а эти полчасика всего побыли — и отправились восвояси, только в дверях
