— Здравствуйте. Я — корреспондент еженедельной газеты «Воскресное утро».
— Очень приятно, — женщина поправила очки. — Что же вас привело в нашу библиотеку?
— Понимаете, наша газета — не так называемая желтая пресса, не один из тех вульгарных бульварных листков, которые интересуются только светскими скандалами и свежими новостями из жизни однодневных звезд…
— Да что вы говорите? — недоверчиво переспросила библиотекарь и пригляделась к Эве с новым интересом.
— Да, именно так! Мы стремимся просвещать наших читателей, нести им свет культуры…
— Это очень хорошо, — осторожно прокомментировала ее слова библиотечная дама. — Но все же, что конкретно вас привело в нашу библиотеку?
— В этом году отмечается сто тридцатая годовщина со дня рождения поэта Игоря Северянина, и наша газета решила посвятить этому событию специальный номер.
— Это замечательно! — оживилась библиотекарь. — В последнее время средства массовой информации редко вспоминают Игоря Васильевича, и это так несправедливо! Игорь Северянин — это яркая звезда на нашем поэтическом небосклоне! Может быть, не первой величины, но тем не менее яркая звезда…
— Яркая, чрезвычайно яркая, — поддакнула Эва, — и наша газета решила восстановить историческую справедливость и отдать должное памяти этого выдающегося поэта. Мы отобрали несколько его лучших стихотворений и хотим поместить в юбилейном номере большую статью, посвященную его жизни и творчеству…
— Это замечательно! Это давно, очень давно следовало сделать! Но лучше поздно, чем никогда…
— И разумеется, в первую очередь в редакции нашей газеты подумали о вашей библиотеке.
— Ну конечно!
— Я слышала, что ваша сотрудница Екатерина Генриховна Сепп — большой специалист по творчеству Северянина, и хотела бы поговорить с ней…
— К сожалению, это невозможно… — Библиотечная дама вздохнула и сняла очки.
— Невозможно? Почему же невозможно? Ее сейчас нет на работе? Но я могу приехать позднее или навестить ее дома… мне очень важно с ней поговорить!
— Это тоже невозможно. — Дама снова водрузила очки на нос и печально взглянула на Эву. — Дело в том, что Екатерины Генриховны больше нет с нами.
— Больше нет? — переспросила Эва, разыгрывая полное непонимание. — Она уехала?
— Она отправилась, говоря словами поэта, в страну, откуда нет возврата. Екатерина Генриховна скончалась. Умерла. Погибла. — Дама кивнула на фотографию с траурной лентой.
— Погибла? — Эва разыграла потрясение. — Какой ужас! Как это произошло?
— Дело в том… — дама потупилась. — Дело в том, что нас просили ни с кем это не обсуждать. То есть даже не просили, а очень, очень строго предупредили.
— Предупредили? — удивленно переспросила Эва. — Кто же вас предупредил?
— Ну, вы же взрослый человек! Вы должны понимать… — И дама приняла загадочный вид, тем самым давая собеседнице понять, насколько все серьезно.
— Да что вы говорите! — Эва понизила голос и пригнулась к стойке. — Неужели Екатерина Генриховна оказалась замешана в каком-то преступлении?
При этих словах Эва удивленно окинула взглядом помещение библиотеки, как бы недоумевая, какое преступление могло совершиться в ее стенах.
— Что вы такое говорите! — возмущенно воскликнула библиотекарь. — Как вы могли такое подумать! Екатерина Генриховна была кристально честным, кристально чистым человеком! Она ни в чем не виновата, ни в чем! Она — жертва преступления! Жертва террористического акта! Она ехала в автобусе, который был взорван!
Библиотекарь осознала, что в запальчивости проговорилась, и испуганно прикрыла рот ладонью.
— В автобусе? — переспросила Эва нейтральным тоном, чтобы не спугнуть собеседницу. — В каком автобусе?
— Мне не велели никому об этом рассказывать… меня строго предупредили… И потом, вы что, ничего не слышали? Все гудит — и телевизор, и Интернет…
— Я только вчера из командировки, первый день на работе. В такой глуши была — там ни телефона, ни Интернета, — Эва сделала соответствующее лицо.
— Ну если так… — На лице библиотекарши недоверие уступило место желанию поделиться информацией.
Эва решила подстегнуть это желание.
— Не волнуйтесь, я никому не передам ваши слова. Во всяком случае, никто не узнает, что это вы мне все рассказали. Но раз уж вы начали — расскажите мне, как это произошло.
Но библиотечная дама вдруг вздрогнула и испуганно замолчала.
За время их разговора все читатели разошлись, однако, кроме нее и Эвы, в помещении была еще одна женщина — уборщица, которая вытирала тряпкой пыль с книжных стеллажей. И тут она неожиданно вмешалась в разговор.
— Из Таллина она ехала, — сообщила уборщица, отложив тряпку. — В Таллин, значит, прокатилась за казенный счет…
— Как вы можете такое говорить, Марфа Михайловна! — возмущенно перебила ее библиотекарь. — Если вы не знаете — лучше молчите! О мертвых вообще нельзя…
— А вы мне рот не затыкайте, Эльза Васильевна! Я чистую правду говорю!
— И вообще, нам сказали ни с кем это не обсуждать! Ни с какими посторонними…
— А мне наплевать, что они сказали! — возразила уборщица. — Что мне сделают? В должности понизят? Ха-ха!
— А совесть у вас есть? Человек погиб, можно сказать, на посту! Она не просто так туда ездила — она ехала к нашим коллегам, библиотечным работникам, за бесценными материалами о последних днях жизни Игоря Васильевича…
— Что, разве он жил в Эстонии? — спросила Эва, пытаясь вытянуть из собеседницы как можно больше информации.
— Как же вы готовили материал о поэте, если не знаете его биографию? — рассердилась библиотекарша. — Да, конечно, он прожил последние годы своей жизни в Эстонии, там и умер… эстонский период — очень важная часть его творческой биографии…
Она набрала побольше воздуха и заговорила хорошо поставленным лекторским голосом:
— Игорь Васильевич уехал в Эстонию сто лет назад, после Октябрьской революции, в восемнадцатом году прошлого века. Он уехал туда с матерью и гражданской женой, думал, что ненадолго — а оказалось, что на всю оставшуюся жизнь, почти на четверть века. Он поселился в имении Койла, на берегу моря, через несколько лет женился на дочери домовладельца и прожил там до Второй мировой войны, до сорок первого года.
Игорь Васильевич написал в Эстонии много стихов, его стиль изменился. От манерных, куртуазных стихов раннего периода он пришел к простому и строгому стилю, почти к классицизму. В Эстонии он выпустил несколько новых книг.
