– Сны видят только богачи. Те, кто живёт в Верхнем. А нам-то, остальным, о чём смотреть во сне? О заводе, что ли, на который надо идти работать? Какая от этого радость?
– Разве ты никогда не представляешь себе, что ты где-нибудь не здесь и что ты – это кто-то другой?
– Нет.
– Подожди, а как же кошмары? Не говори мне, что у тебя и их никогда не бывает!
– Никогда.
– Я тебе не верю.
Антон скорчил насмешливую гримасу:
– Кошмары – это когда боишься. А мы, которые экстримы, ничего не боимся! Может, храбрости придавала птица, которая дремала, прижавшись к нему? На покрытом шрамами черепе Плевка, туго обтянутом кожей, пульсировала голубая вена, как у новорождённого младенца, и на секунду он вдруг показался Магнусу ребёнком – тем, которым когда-то и в самом деле был.
– А эта женщина с медальона, она тебе тоже снится?
– Часто.
– Повезло.
Он раскрошил в ладони печенье, поделился с Тотемом и сказал:
– У нас тут ни у кого нет родителей. Вот поэтому мы все здесь.
– У кого это – у вас?
– Ну у нас, которые из рабочих. Ты чё, тупой?
– Это, наверное, очень грустно. Рождество без… ну, то есть, я хочу сказать, грустно, когда нет семьи.
– У меня-то есть она, семья. Приёмная, так они это называют. Но им до меня большого дела нет.
«Как и моему отцу – до меня», – чуть было не сказал Магнус, но сдержался. Даже жадный и не самый заботливый отец – это всё-таки отец, ведь у некоторых нет и такого.
– А твои… ну… твои настоящие родители. Ты их не знал?
– Не хочу про это говорить.
Антон нахмурился. Несколько секунд мальчики сидели молча и только смотрели на пламя свечи, дрожащее на сквозняке. Первым тишину нарушил Плевок. Он нагнулся к Магнусу и спросил почти шёпотом:
– Эти больные из травмпункта, ну, с эпидемией… Тебе не кажется, что всё это очень странно?
– Что странно? – решил уточнить Магнус.
– Корь. Тебе не кажется странным, что её подхватили только сироты?
– Малыш Швоб? Вагнер? Сироты?
Плевок вздохнул и покачал головой:
– Да говорят же тебе, все они – сироты! Ты всё-таки тупой. Это сделали нарочно. Их-то никто не станет искать, понимаешь?
– Ну это какая-то ерунда, Антон. Почему ты считаешь, что там одни только сироты?
– Насколько я знаю, только они. Я видел список на двери.
– На двери медпункта?
– Там все имена были написаны заранее! Будто кто-то заранее знал, у кого она будет, а у кого нет, эта их эпидемия.
Канцлер тоже говорил о каком-то списке, вспомнил Магнус. А что, если за корью скрывали нечто другое? Какую-то более серьёзную болезнь… Настолько серьёзную, что пациентов необходимо посадить на карантин…
Но почему бы тогда не увезти их в больницу? Потому что началась бы паника? Магнус вздрогнул, у него вдруг резко зачесалось всё тело. А странные баллоны, которые вчера утром доставили с такой секретностью по личному распоряжению канцлера, – это что, какое-то экспериментальное лечение? Препарат, который не позволяет болезни прогрессировать?
– Эй, ты слушаешь?
– Я ничего не понимаю. Ведь у тебя тоже нет родителей. Почему тогда тебя нет в списке тех, кого посадили на карантин?
– Почему? – хихикнул Антон. – Да потому что они, чёрт возьми, знают, что я так просто не дамся! Можешь спросить у Тотема: нас с ним никто не сможет упрятать под замок.
Филин, казалось, понял его слова: он приподнял раненое крыло и снова опустил, огорчённо поворчав.
– Видишь, я хорошо о нём забочусь. Ещё неделя-другая, и он уж сможет охотиться сам.
– И больше не понадобится носить ему дохлых мышей, – проговорил Магнус с отвращением, вспоминая, с каким неистовством Тотем разодрал несчастную мышку, прежде чем её проглотить.
– Теперь надо, чтоб он поспал, – решил Антон. – Давай, сваливаем.
Он ещё раз погладил птицу и почесал у неё между ушами – точь-в-точь как чешут кошек.
– Они днём спят, филины, – заметил Магнус, распрямляя затёкшие ноги. – Не ночью.
– У этого не так, – не согласился Антон. – Днём у него бессонник – наверное, тоже болезнь сна, как у тебя, только наоборот.
– Бессонница, Антон.
– Это одно и то же.
– Ты прав, – сказал Магнус и зевнул. Его вдруг охватила смертельная усталость. – Всё равно всем плевать.
– Именно так – плевать! – пробормотал Плевок, убирая огарок свечи.
Движения мальчиков вывели Тотема из оцепенения. Он попятился, переваливаясь с ноги на ногу, в глубину чердака, по пути уронил несколько книг, и вот уже от него остались только два мигающих глаза.
– Знаешь что? – начал Плевок, задувая свечу, пока она не обожгла ему пальцы. – Мне никогда не снятся сны. Но если бы однажды я увидел сон, то пускай бы это было про то, что я летаю, как он. Хотя бы один разок.
Они возвращались в полной тишине. Антон снова шёл впереди и показывал дорогу. В какой-то момент они услышали побрякивание связки ключей и нырнули в укрытие дверного проёма. Привратник. К счастью, он прошёл мимо, не заметив их. Потом они увидели свет его фонаря внутри за окнами и решили срезать через парк, чтобы зайти прямиком в здание интерната.
Дорожка, белая от снега, потихоньку искрилась под луной, и Магнус снова вздрогнул, вспомнив свой сон. Он инстинктивно ускорил шаг и застучал зубами.
Антон остановился и насмешливо спросил:
– Чё ты, сдрейфил?
– Замёрз… – ответил Магнус на ходу.
Антон ухватил его за локоть:
– Знаешь что? Я его тоже видел, этого твоего Цернера.
– Что?
– Пса с тремя головами. Говорю тебе, я его тоже видел.
– Ничего ты не видел, Антон, – проговорил Магнус, старательно выговаривая слова и пытаясь не стучать зубами. – Таких собак не бывает.
– То есть ты считаешь, что я трепло? – вскипел Плевок. – Я его сразу узнал в книге.
– Тебе снился сон, Антон. Просто мы с тобой оба увидели во сне одно и то же.
– Я не спал, – стоял на своём Плевок. – Он вон там бежал через парк. Вдоль пруда. Я его видел, как тебя сейчас.
Оба невольно перевели взгляд на замёрзшую гладь пруда, будто чудовище могло внезапно выйти оттуда и наброситься на них. В ту же секунду в кустах что-то хрустнуло. Какой-то зверёк шевельнулся во сне? Или под тяжестью снега сломалась ветка?
Но этого было довольно, чтобы мужество окончательно покинуло мальчиков: не сговариваясь, они со всех ног бросились в интернат и там рухнули без сил на ступеньки. А через секунду зашлись безумным хохотом.
– Видел бы ты свою рожу!
– А ты – свою!
– Ваще! Прям как будто за тобой гонится Цернер!
– Думаешь, я бы испугался обыкновенной собаки?
– Не обыкновенной, а с тремя головами! Кстати, интересно, каково это, когда головы у тебя три, а
